Она заметила мой взгляд и машинально одернула юбку, словно предупреждая, чтобы я не совался куда не следует. Этот столь старомодный в наше время жест прямо тронул меня, напомнив годы юности, когда такой жест все еще был обычным рефлексом защиты или вызова.
Не считая упомянутого движения и двух-трех беглых взглядов, мисс Грей ничем не обнаруживает, что замечает мое присутствие; все ее внимание обращено на Дрейка, но, целиком отданное Дрейку, это всего лишь холодное внимание.
Не впадая в бульварный тон, должен заметить, что и во всем остальном мисс Линда Грей очень даже ничего, как говорится, все при ней, - по крайней мере, на мой элементарный вкус, - женственность форм выразительно подчеркивает летний сиреневый костюм. Словом, с чисто внешней точки зрения мисс Линда Грей вполне заслуживает положительной оценки, и я мог бы сказать ей об этом - теперь же или позднее, - но так и не собрался ни тогда, ни позднее, потому что когда у женщины столь высокое мнение о себе, она наверняка не нуждается в комплиментах для поддержания бодрости духа.
Итак, мы с мисс Грей, покинув контору Дрейка - тот самый дом, откуда не так давно вытолкали Борислава, - шагаем по Дрейк-стрит к широкой улице, в широкий мир. Линда молчит. Ее быстрая походка и весь вид красноречиво говорят, что у нее нет времени на бесцельные прогулки и лишние разговоры. Мне тоже не до разговоров, и чтобы это показать, я отстаю от нее на полметра.
- Идите рядом, - негромко говорит она, когда мы сворачиваем на широкую оживленную улицу.
- Не волнуйтесь, я не убегу, - отвечаю я, не давая себе труда прибавить шагу.
Но мисс Грей все же волнуется. И поскольку я не прибавляю шагу, она замедляет ход. Впрочем она, кажется, заранее решила, что наш маршрут кончается на следующем перекрестке.
- Это придворный поставщик подчиненных Дрейка. - Она пренебрежительно указывает рукой в сиреневой перчатке на магазин по ту сторону улицы.
Широкая витрина до отказа набита мужской конфекцией. Можно подумать, что хозяин магазина задался самолюбивой целью собрать под его крышей всю безвкусицу Лондона.
- Боюсь, что моим поставщиком ему не быть, - отзываюсь я. - Такого разгула красок я не заслуживаю.
- По вашей физиономии этого не скажешь, - холодно замечает она. Чего же вы, в сущности, хотите?
- Ничего особенного. Мне нужна пара приличных костюмов. Если вы, конечно, знаете, что это означает.
Не реагируя на ехидство, Линда делает поворот кругом. Я молча следую за ней.
На этот раз маршрут оказывается куда длиннее и приводит нас в большой универмаг на Риджент-стрит. Мы поднимаемся в мужской отдел, где я выбираю два серых костюма разных тонов, пять рубашек, галстуки и белье. Мисс Грей с явным нетерпением ждет, когда я кончу покупки, что не мешает ей с любопытством посматривать, что именно я беру. Расплатившись из суммы, выданной мне шефом, я беру картонные коробки и объемистые пакеты.
- Пожалуй, не мешало бы взять чемодан.
- Только для того, чтобы отнести вещи в гостиницу, вы собираетесь покупать чемодан? - холодно интересуется моя дама.
- Чемодан всегда может пригодиться, - заявляю я.
- Да, если человек куда-то ездит. А у вас такая возможность вряд ли будет.
Я пропускаю мимо ушей многозначительную реплику и отправляюсь на верхний этаж, где, если верить указателю, находится отдел дорожных принадлежностей. Линда со скучающим видом следует за мной, воздерживаясь от замечаний.
Она молчит всю обратную дорогу, и только на нашей родной Дрейк-стрит заявляет:
- Здесь я вас покину.
- Не стану вас удерживать, - отвечаю я таким тоном, будто это зависит от меня.
И мы расстаемся с вполне взаимной неприязнью.
- Мистер Питер? - услужливо спрашивает женщина в окошке администратора в "Аризоне". - Секретарь мистера Дрейка сказал, что вы будете жить у нас. Я вам дам номер двадцать второй, это и впрямь удобная комната.
Из ее слов мне становится ясно, что, во-первых, у шефа и без меня имеется секретарь, а во-вторых, что мое болгарское имя получило английскую транскрипцию. С этого дня вся Дрейк-стрит будет называть меня "мистер Питер".
Молодая женщина снимает ключ с доски и провожает меня в номер. Как и следовало ожидать, он находится на втором этаже и не представляет собой ничего особенного. Анонимная гостиничная комната со старомодной, сильно потертой мебелью, с видом на задымленные фасады Дрейк-стрит. Облик хозяйки как-то не вяжется ни с этим зданием, ни с этой улицей - не потому, что у нее массивная фигура без претензий на модную элегантность; но она излучает добродушие и очень услужлива - черты, не соответствующие здешнему образу жизни.
- Вы не могли бы послать кого-нибудь в аптеку? - говорю я, опуская чемодан в специальную стойку.
- А как же, мистер Питер! Я сама сбегаю, как только вернется мой брат. Вам и впрямь следует заняться своим лицом.
"Если бы только лицом!" - говорю я про себя и спохватываюсь: я забыл купить пижаму. Большой пропуск, если учесть, что в ближайшие дни я собираюсь главным образом валяться в постели.
- Кроме того, мне нужна пижама. Возьмите на размер больше, я не выношу тесных, как смирительные рубашки.
- Конечно, мистер Питер! Вы почти одного роста с моим братом.
- Я вам очень признателен, мисс... Извините, я не запомнил вашего имени...
Женщина смеется.
- Вы и не могли его запомнить, потому что я вам его не назвала. Здесь все называют меня Дорис.
- Я вам очень признателен, мисс Дорис, - говорю я, снимая с кровати плотное покрывало и устанавливая, что белье чистое.
Дорис выходит из комнаты. Только теперь я понимаю, что еле держусь на ногах. Приходится принимать меры. После многократного чередования холодного и горячего душа я оказываюсь в кровати. Удобная кровать в неудобной ситуации - не такая штука, чтобы ею можно было пренебречь.
Отдых и теплые заботы Дорис дают себя знать. Благодаря примочкам и компрессам раны затягиваются, а отеки спадают до такой степени, что я могу бриться.
И вот в понедельник утром я бреюсь, как всякий порядочный служащий в начале рабочей недели, надеваю белоснежную рубашку, скромный серый галстук с белым узором, облачаюсь в один из новых костюмов и как ясное солнце появляюсь на Дрейк-стрит, готовый к трудовым подвигам.