Я вспоминаю, как в детстве мне хотелось прикончить ее. Но она же об этом не знает.
– Мы на самом деле друзья, Джуди?
– Сейчас – да.
– Мы не очень-то тепло относились друг к другу все эти годы.
– Люди меняются, Дэви. Люди растут. Я была глупой, полная голова дерьма, так занята собой, что все остальные вызывали у меня одну ненависть. Это прошло. Если не веришь, проверь сам.
– Ты же не хочешь, чтобы я это делал.
– Давай, – говорит она. – Пошарь в моей голове, посмотри, и ты увидишь, как я изменилась.
– Нет, лучше не буду. – Наливаю себе еще рому на две унции. Рука моя немножечко дрожит. – А не пора ли выключить соус? Он не перекипел?
– Пусть себе кипит! Я еще не допила. Дэви, у тебя по-прежнему неприятности? Ну, с твоей силой?
– Да. Мне от них, похоже, не избавиться.
– Как ты думаешь, почему?
Я вздрагиваю. Эх, беззаботное мое прошлое!
– Теряю, вот и все, как волосы на голове. Когда ты молод, их предостаточно, потом все меньше и меньше, а под конец нет ничего. А, к чертям! Все равно толку от нее чуть.
– Ты неискренен.
– С чего ты взяла?
– Ты не такой, как все, особенный. Если кто-нибудь хочет тебе навредить, ты всегда можешь узнать об этом заранее, ты можешь читать чужие мысли и видеть невидимое. Ты имеешь дело с душами людей. Нет, твой дар – он от Бога.
– Бесполезный дар, годится разве что для шоу-бизнеса.
– Зато ты стал богаче как личность, да, богаче и интереснее. Прости, пожалуйста, но без своего дара ты был бы заурядным человеком.
– Ну, заурядности он мне не убавил. Кто я? Так, ничто, нуль. Без него мне могло бы повезти, а с ним я несчастен.
– Слишком уж ты себя жалеешь, Дэви.
– Потому что есть за что. Еще перно, Джуди?
– Нет, спасибо. Пойду посмотрю, как у нас с обедом. Будь добр, разлей пока вино.
Она уходит на кухню. Я разливаю вино, затем ставлю на стол салатницу. Ребенок у меня за спиной принимается бормотать нечто бессмысленное. Я прислушиваюсь к его взрослому голосу, и даже при теперешнем моем притупленном восприятии ощущаю затылком холодную ненависть мальчика. Джудит возвращается, неся основательно уставленный поднос: спагетти, хлеб с чесноком, сыр. Она дружелюбно улыбается мне, и мы садимся за стол. Чокаемся, затем в течение нескольких минут молча поглощаем обед. Я хвалю спагетти. Польщенная, она спрашивает:
– Можно мне немножко почитать твои мысли, Дэви?
– Милости просим в гости.
– Ты говоришь: «Я рад, что моя сила уходит». Этот снежок ты кинул в меня или в себя самого? Кого ты обманываешь? Ведь тебе жаль потерять ее, верно?
– Отчасти.
– Не увиливай, Дэви.
– Ладно, пусть будет так. Знаешь, я будто раздвоился. Пускай она исчезнет без следа, я не стал бы возражать. Боже, за какую провинность ты вообще меня ею наградил? Но, с другой стороны, кем я стану, если потеряю ее? Где моя индивидуальность? Ведь я Селиг – Чтец Мыслей, правда? Замечательный Телепат! А если я перестану быть Замечательным?
– Понимаю. Что ж, Дэви, прими мои соболезнования.
– По поводу?
– По поводу твоей уходящей силы.
– Но ты же ненавидела меня за нее до мозга костей!
– Это было давно. Теперь я знаю, через что ты должен пройти. Как по-твоему, почему ты ее теряешь?
– Не знаю. Возрастное, наверно.
– А что-нибудь способно ее удержать?
– Сомневаюсь, Джуди. Я понятия не имею, почему меня наделили этим даром, не говоря уж о том, как он действует. Просто-напросто мозги у меня устроены по-особому, не так, как у других, может, благодаря наследственности. Я родился со своим даром, как люди рождаются с веснушками. Если твои веснушки начинают бледнеть, можешь ты придумать способ сохранить их, если тебе того, конечно, хочется?
– А на обследование ты никогда не согласишься?
– Нет.
– Почему?
– Я не желаю, чтобы кто-то копался в моей голове. Не желаю быть историческим примером. Я всегда стремился держаться тише воды ниже травы. Если бы мир узнал обо мне, я бы стал парией и меня бы, наверно, линчевали. Тебе известно, скольким людям я открылся? Угадай, скольким, за всю мою жизнь?
– Десятку?
– Троим. И никому из них – добровольно.
– Троим?
– Тебе первой. Полагаю, ты подозревала об этом с детских лет, но уверилась только в шестнадцать. Вторым был Том Найквист, но с ним мы уже не общаемся. А третьей – девушка по имени Китти, которая тоже осталась в прошлом.
– А та высокая брюнетка?
– Тони? Я таился от нее как мог. Она узнала правду не от меня, и такое, кстати сказать, могло произойти со многими. Однако сам я признался лишь троим. Я не хочу, чтобы меня считали шизоидом. Так что сей дар мне ни к чему. Пусть исчезает. Скатертью дорога!