Именно эта нереальная «программа» лежит в основе огромного успеха «Опытов» Монтеня. Читатель очарован осознанием того, что Монтень хочет осуществить нечто сверхъестественное: уловить неуловимое. Эссе, изначально задуманное как литературный прием, с помощью которого колеблющийся ум находит самовыражение, постепенно превращается в чрезвычайно творческий жанр. Его сила заключается в его универсальности. Мы начинаем любить Монтеня именно потому, что его ум настолько необычен. То, к чему мы получаем доступ в его книге, представляет собой проявление редкого литературного мастерства: Монтень передает тончайшие движения души, почти незаметные изменения состояния ума и эмоций, нюансы, которые часто невозможно выразить словами[59]. В «Опытах» наше воображение захвачено не ситуативной логикой сюжета, ни непреодолимой силой аргумента, привлекающей внимание[60]. Здесь нечто иное: явная радость наблюдать за работой ума Монтеня и участвовать в его представлении. А это, без сомнения, своеобразный ум, уникальный, порой странный, а порой забывчивый и ленивый. Но это живой ум, который, как мы надеемся, может напитать и наш разум. Эта книга — уникальное письменное свидетельство, оставленное тем, кто пустился на поиски искусства жизни. У книги нет четкой структуры, плана или ярко выраженной линии аргументации[61]. Часто автор как будто забывает, куда он движется, если он вообще куда-то движется. И часто читатель также не знает, что делать с тем, что книга может предложить[62]. Эта книга тяжелая, запутанная, хаотичная и даже называется «чудовищной»[63].
То же самое стремление ухватить невидимое лежит в основе непрерывных усилий Монтеня по редактированию и расширению книги. Тот факт, что он опубликовал ее в 1580 году, вовсе не означает, что работа тогда была закончена. Он внес изменения в последующие издания, и, когда он умер, выяснилось, что философ работал над еще большим количеством изменений и дополнений. Современные переводчики и редакторы «Опытов» используют специальную систему примечаний и кодов для обозначения различных слоев текста Монтеня. Правильнее было бы сказать, что есть только один текст «Опытов», который Монтень хотел держать в состоянии непрерывной трансформации, — живой текст. Важно отметить, что при внесении новых изменений Монтень не искал «лучших» формулировок, как это обычно бывает при редактировании. Скорее всего, он применял одно из своих собственных правил: «Мое повествование относится к определенному часу».
Тот факт, что «Опыты» уже были напечатаны, не имел большого значения. Пока «определенный час» приносил ему что-то новое, это изменение, пусть и незначительное, должно было находить отражение (приспосабливаться) в тексте, при условии правдивости описания. Важно понимать, что эссе никогда не должно быть закончено. Такой поворот почти заставляет воскликнуть: Монтень был не только изобретателем эссе, но и, возможно, единственным истинным представителем этого жанра. Он обращался к нему до конца своих дней. Ибо, чтобы сохранить верность первоначальному замыслу, эссе должно быть формой бесконечного письма. Нельзя перестать писать эссе по доброй воле, только смерть может привести к этому.
Согласно общепринятым литературным стандартам, эта книга едва ли могла рассчитывать на успех. То, что она мгновенно стала бестселлером, почти непостижимо. Но «Опыты» — необычная книга. Иногда смутно, иногда ясно мы понимаем, что необычность «Опытов» заключается не в том, о чем эта книга, а в процессе, который она воплощает. Это процесс, в результате которого формируется чье-то «я», прямо на страницах произведения, на наших глазах. Это книга обо всем и ни о чем, что значит лишь то, что в конце концов речь идет, собственно, о писательстве и самоформировании через него. Мы можем обнаружить части содержания книги в других местах, но то, что происходит в этой книге, больше нигде не найти. Ее написание не «изображает» самость, но создает ее. Когда Монтень говорит «c’est moy que je peins» («я изображаю самого себя»), он вводит нас в заблуждение, как и в других местах. Он ближе к истине тогда, когда в том же самом обращении «К читателю» признается, что «je suis moy-mesmes la matiere de mon livre». В этой фразе есть выражение «la matière de mon livre», которое достаточно двусмысленно и позволяет более свободную интерпретацию. Конструкция может означать то, о чем, собственно, книга (ее «объект»), но может означать просто «предмет», который присутствует в книге, без четкого определения, является ли он тем, что книга привносит в мир либо забирает из него.
59
Сара Бэйквелл говорит об «ощущениях, которые сложно передать словами или даже осознать: каково это быть ленивым, или смелым, или нерешительным; потворствовать моменту тщеславия или пытаться избавиться от навязчивого страха. Он даже пишет о явном ощущении жизни» (
60
Как отметила Сара Бэйквэлл, типичная страница «Опытов» Монтеня — это «последовательность меандров, изгибов и расхождений». Вы должны позволить увлечь себя, надеясь не упасть, теряя равновесие каждый раз, когда направление движения изменяется (Ibid. P. 33).
61
Сара Бэйквелл говорит о монтеневской «способности сидеть на всех стульях одновременно» (Ibid. P. 97). —
62
Бэйквелл подмечает, что Монтень говорит нам, «без особой на то причины, что единственный фрукт, который ему нравится, — это дыня, что он предпочитает заниматься сексом лежа, а не стоя, что он не может петь и что он любит живую компанию и часто увлекается искрометной репликой» (Ibid. P. 5).