– Нет, Серена, я стою большего, чем несколько минут. Мы стоим большего, чем несколько минут. Я сыт по горло всем этим: шум, суета, газеты, ребята в отделении, которые расспрашивают меня, как тебе удается сниматься во всех этих откровенных сценах, где ты обнимаешь других мужчин, и я не хочу выяснять отношения.
– Какая ложь! Ты все время ведешь себя так, словно с цепи сорвался. Ты чуть не сломал мне руку, оттаскивая меня от газетного киоска на другой день после того, как одна из глупых желтых газетенок напечатала снимок, на котором Манни Мартинез целует меня в щеку…
– Он целовал тебя не в щеку, и ты была голая.
– Неправда, не голая! Я не знаю, когда они сделали этот снимок. Наверное, когда Мартинез пригласили в качестве гостя на съемку сцены в итальянском ресторане «Прима пьятти».
– Да, разумеется, все сцены на публике… Мне все видится с другой стороны.
– Я была на съемке!..
– Конечно, на съемке. А потом появилась статья о тебе и Манни Мартинезе, о том, что вы делали больше, чем просто зажигали на площадке, и ты согласилась с этим.
– Я не согласилась. Это не так легко опротестовать…
– Забудь это, Серена, забудь.
– Я не хочу забывать!
Вода была горячей, и вокруг них натекла целая лужа. Он намок, да и она тоже, а пар становился все гуще.
– Ты все время уходишь, потому что ты коп. Коп! Я так понимаю, что это для тебя все равно что Бог. Иногда стоило бы отбросить высокомерие и проявить немного чуткости.
– Коп – это другое!
Она уже вышла из себя. И не могла остановиться. И чем больше она злилась, тем сильнее ей хотелось ударить его. Вот этими мокрыми кулаками в грудь. Она вышла из душа и набросилась на него.
– Ты знаешь, – кричала она, – я делаю это, чтобы заработать на жизнь, ты всегда знал это, и ты не имеешь права думать, что ты лучше…
– Я не сказал, что я лучше, я сказал…
– А что касается этих дурацких фотографий, ты знаешь, что журналы печатают любые и…
– И я знаю, что ты могла бы вмешаться, внести поправки и запретить печатать некоторые из них. Если ты не спишь с каждым идиотом, которого приглашают в сериал в качестве гостя, тебе следовало…
– Ты дурак! Ты хотя бы понимаешь, что ты говоришь?!
– Так, значит, это правда? Пресса пишет об этом, а ты и пальцем не пошевелишь, чтобы прекратить это безобразие?
Она слегка смутилась. Джо требовал, чтобы она разрешила напечатать эту последнюю статью, включая множество слайдов, без всяких оговорок. Она так и сделала.
– Если ты веришь во всю эту чушь, которую прочитал, если ты сомневаешься во мне, уходи! Уходи сейчас же!
– Я это и собираюсь сделать! – Так как она продолжала колотить его в грудь, он схватил ее за руки, и теперь они стояли друг против друга, и за всю свою жизнь она не хотела ничего так сильно, как прижаться к нему всем телом. Она толком не знала, кто первый начал, то ли он поцеловал ее, то ли она? Они стояли мокрые и сгорали от желания, и не только она, но и он тоже, потому что когда она провела руками по его телу, то поняла, что он возбужден, очень возбужден, и это еще сильнее распалило ее. И она не могла оторваться от него, даже если бы самый страшный ураган обрушился на Калифорнию. А когда он ласкал ее, слизывая языком каждую капельку воды с ее тела, соединяясь с ней, как будто они одно целое, ей казалось, что она вот-вот взорвется от экстаза, который перенес их на новый уровень бытия; и что теперь все будет чудесно, и они смогут поговорить спокойно и рассудительно, и…
Это было у него дома. Он встал, прежде чем она успела отдышаться.
И оделся с молниеносной скоростью. Пока она, с обожанием глядя на него, думала, что только что побывала на небесах и вот вернулась на землю.
– Я не могу сделать это, Серена. Не могу.
– Но…
– Если ты считаешь, что имеешь право наличную жизнь, и не желаешь считаться со мной, я не могу пойти на это. Наши совместные мгновения прекрасны. Но мне этого мало.
– Тебе проще вообще отказаться от меня?
– Нет, потому что я никогда не имел тебя.
– Лайам, это безумие. У тебя тоже жесткое расписание.
– Я полицейский. Но даже у меня нет такого количества срочных дел, которые прерывают наши встречи и ломают совместные планы.
– Лайам, это ложь. Ты ведешь себя как ревнивый идиот.
– Серена, я могу многое вытерпеть. Но только не те игры, в которые ты играешь.
Он потянулся за своей курткой.
– Ты бросаешь меня? Сейчас? После того как…
– А почему не сейчас?
– Но это твой дом!
– Ну и что? Запри за собой дверь, когда уйдешь. Пожалуйста.
Она толком не помнила, что сказала ему тогда. Много чего.
Она не помнила точно, что он сказал в ответ – он уже уходил.
– Серена, – сказала Дженнифер. – Серена! – звала она, возвращая подругу в реальность. – Скажи мне. Скажи мне, что случилось? Я ведь твой друг. А ты лгала мне.
– Я не обманывала тебя, просто у нас ничего не получилось.
– Почему?
– Его не устраивал мой образ жизни, мое расписание.
– Правда? – недоверчиво проговорила Джен. – Так просто? И все? – Затем ее глаза открылись шире. – Серена, но ты не сбежала… не сбежала от него… посреди…
Серена почувствовала, как ее щеки густо краснеют.
– Нет.
Она ушла из дома Лайама в слезах, веря, что он позвонит, извинится.
Он не позвонил.
И она ни разу не взяла трубку, чтобы позвонить ему. Он сделал то, что сказал. Он ушел из ее жизни. Она оставила кое-что из вещей в его доме. Джинсы, несколько рубашек, халат, косметику… Он аккуратно упаковал все это и послал ей по почте. Тогда она надиктовала ему на автоответчик, что он вел себя как грубый идиот и она больше не желает видеть его. В ответ он послал сообщение, говоря ей, что сделает все, что в его силах, чтобы исправиться и стать вежливым.
Никогда в жизни она не чувствовала себя такой растерянной и одинокой.
Он ранил ее самолюбие. Никогда и никто не позволял себе так грубо бросать ее. И дело не только в гордости, просто ей было очень больно. Потому что она любила его. Она никогда особенно не стремилась разделить с ним его поездки на природу в заповедные места на юго-западе штата, но идея совершить тур по островам и заняться дайвингом нравилась ей, это значило провести с ним несколько дней. И еще ей нравился тембр его голоса. Его смех, его прикосновения, она любила смотреть на него, когда он спал и когда просыпался. Она любила ощущение его рук…
Но она не совершила ошибки, она была уверена в этом. Она актриса и имела право быть актрисой. В ней жило очень сильное убеждение, что каждая женщина имеет право на карьеру и вправе сама выбирать, чего ей хочется больше. Карьера или дом, хозяйство, воспитание детей…
– Я думаю, он ранил твое самолюбие, – сказала Дженнифер.
– Это Голливуд, ты забыла? Я знаю здесь все ходы и выходы. Ты тоже знаешь это. – Ее подруга все еще смотрела на нее – Джен, просто у нас не получилось. Он прежде всего полицейский.
– Но он ушел из полиции…
– Да, и стал частным детективом. Это то же самое, только хуже. И потом, мне не нравилась его страсть к природе. Палатки, лазание по горам, комары и плохо пахнущие спальные мешки. И кроме того, ему хорошо одному. А я…
Эта мысль преследовала ее. «Я никогда не позволю себе снова так влюбиться и потерять голову».
Кто-то постучал в дверь. Дженнифер поднялась, чтобы, не дай Бог, не постучали громче. Серена прошла к двери, готовая увидеть Лайама.
Но это был не Лайам. На пороге гримерной стоял Даг, как всегда, красивый и элегантный и в темных очках. В помещении.
– Даг! Заходи, дорогой.
– Тише, пожалуйста, – предупредила Дженнифер.
Она вошел, закрыл дверь и устроился на софе. Они смотрели на него.
– Вы не собираетесь спросить меня, как прошла моя ночь с Кайлом?
– О да, конечно! – воскликнула Серена. Она совсем забыла, что он был приглашен в гости к Кайлу Эймзбари.
– Ты был у Кайла? – подозрительно произнесла Дженнифер.