Жрецы немного пели церемониальные гимны. Двенадцать хоров — каждый у своей стены — сливали голоса в сложной полифонии.
Бэджарнум, Меркодион и их свита вошли в зал и уселись на длинной скамье перед креслом оракула. Из боковой двери вышла девушка со строгим лицом и облаком золотых волос. На ней были серые брюки и серо-зеленая свободная блуза. На мгновение она остановилась, потом медленно пересекла зал. Единственная женщина среди сотен мужчин, жаворонок среди воронов. Все глаза следили за ней.
Она остановилась рядом с Бэджарнумом, посмотрела на него со странным, ищущим выражением. Меркодион вежливо поклонился. Лисиддер холодно улыбнулся.
— Садись.
Лицо девушки снова стало пустым и холодным. Она села рядом с Бэджарнумом. Зрители отреагировали на это шепотом, гулом, шорохом ряс. По слухам, женщина была новой служанкой Настоятеля. На нее бросали испытывающие взгляды и тут же отводили глаза — смертельным холодом, чем-то спокойным и беспощадным веяло от нее.
Последний печальный звук прозвенел и угас в огромном зале. Бэджарнум, казалось, только что заметивший присутствие жрецов, недовольно пробормотал что-то Настоятелю. Тот кивнул и встал:
— Всем выйти. Немедленно.
Недовольно бормоча, белые, черные и серебристые рясы вылились из зала. Теперь он был пуст и незаметное раньше эхо сопровождало каждый звук. Звон гонга огласил приближение оракула. Справа и слева от него стояли два префекта, позади шел Вводящий в торжественном одеянии.
Оракул был облачен в красные и серые шелка, лицо его закрывала вуаль. Он шел медленно, но без колебаний. У постамента он остановился и префекты подняли его в кресло.
Тишина в зале была тишиной ледяной пещеры. Ни шепота, ни звука, ни дыхания. Даже ветер стих.
Префекты взяли оракула за руки, Вводящий шагнул вперед, вынул шприц, поднял его.
Настоятель вскочил и хрипло сказал:
— Стойте!
— Да, Настоятель?
— Снимите вуаль, Бэджарнум хочет видеть его лицо. Префект заколебался, затем поднял руку и осторожно потянул белую ткань. Оракул поглядел в глаза Бэджарнума.
— По-моему, это мой старый приятель Артур Хиддерс, торговец кожами. Бэджарнум покачал головой.
— Меня обычно зовут Чарли Лисиддер. А вы нервничаете, Клайстра. Клод Клайстра резко рассмеялся. Огромная доза витаминов амино— и нуклеиновых кислот сильно разрегулировала его двигательную систему.
— Вы оказываете мне честь, какой я едва ли достоин...
— Поглядим, — очень легко сказал Бэджарнум.
Клайстра посмотрел на Нэнси. На мгновение она встретилась с ним взглядом, потом отвернулась. Рядом с человеком, которого он знал, как Артура Хиддерса, Нэнси приобретала новые черты. Очень знакомые черты.
— Сестра Благодеяния! — воскликнул Клайстра.
— Хороший ход, не правда ли? — кивнул Лисиддер.
— Хороший... — но зачем?
— Торговец кожами может спокойно собрать достаточно денег, чтобы оплатить паломничество на Мать-Землю, но вряд ли он станет брать с собой свою молодую талантливую секретаршу.
— Талантливую — это правда.
Лисиддер повернулся и с одобрением посмотрел на Нэнси.
— Мне, право, жаль, что она стала орудием в политической игре, она достойна лучшего... Но этот болван Эббидженс разбил корабль слишком далеко от Гросгарда и у меня никого не было под рукой. Да, жаль, теперь ей придется искать другого покровителя. — Он бросил веселый взгляд на Меркодиона. — Ей не придется искать долго, не так ли, Настоятель?
Меркодион вспыхнул и сердито посмотрел на Лисиддера.
— Мои вкусы в некоторых областях не менее изысканы, чем ваши, Бэджарнум.
Лисиддер откинулся на спинку кресла.
— Не имеет значения. Для нее найдется работа в Гросгарте. Давайте займемся предсказанием.
Меркодион махнул рукой.
— Продолжайте.
Вводящий поднял шприц.
Игла глубоко вошла в шею Клайстры. Он почувствовал давление, резкую боль.
Префекты крепко прижали его к ручкам кресла. Он заметил, что Нэнси смотрит в пол. Бэджарнум Бьюджулэйса наблюдал за процедурой с неподдельным интересом.
Огромная темная ладонь опустилась на мозг Клайстры. Его тело стремительно росло: руки достигли двадцатифутовой длины, ноги стали подножием утеса, глаза — огромными окнами, ведущими в мир. Голос Бэджарнума звучал как шепот в подземной пещере.
— Ага. Он корчится. Началось.
Префекты продолжали сжимать руки Клайстры.
— Посмотрите, — весело сказал Бэджарнум. — Смотрите, как он извивается. Он причинил мне массу беспокойства. Теперь он платит за все. Но Клайстра не ощущал боли. Он потерял чувствительность. Он снова переживал свою жизнь — от первого крика до нынешнего момента — каждую деталь, каждое мгновение. Он следил за собственной жизнью, как опытный садовник за ростом дерева. И каждый раз, обнаруживая ошибку, непонимание, прокол, он восстанавливал реальный ход событий, стирая туман, доселе заполнявший его мозг.