Наконец, если бы даже они этого захотѣли, анархистам невозможно оставаться мирными дѣятелями: силою вещей они приходят к болѣе рѣшительным дѣйствіям. Может ли выносить хотя бы придирки полицейскаго тот, кто раз понял, какую низкую роль он играет? Можно ли переносить дерзость какого-нибудь судьи, когда критика уже лишила его священнаго ореола, окружавшаго его раньше? Можно ли относиться с уваженіем к богачу, когда знаешь, что роскошь, среди которой он живет, соткана из нищеты сотен семей?
Может ли согласиться идти в казармы, чтобы там служить игрушкой в руках слуг своих эксплуататоров, тот человѣк, который уже знает, что патріотизм есть не болѣе, как предлог, а настоящая роль солдата это — убійство его собратьев-бѣдняков?
Тот, кто понял, что бѣдность есть результат плохого общественнаго устройства, что одни умирают с голоду только потому, что другіе слишком сыты, или хотят накопить богатства для своих наслѣдников, тот не легко согласится умереть гдѣ-нибудь на улицѣ. Приходит минута, когда, как бы человѣк не был миролюбиво настроен, он отвѣчает на силу — силой, на эксплуатацію — революціонным актом.
Тѣм, кому хотѣлось бы, чтобы общество преобразовалось без всяких потрясеній, лучше разстаться с этой мечтой: она не осуществима. Идеи развиваются и неизбѣжно ведут нас к революціи; об этом можно сожалѣть, но это — факт, с которым приходится помириться. Никакія сѣтованія тут не помогут, а раз уже революція неизбѣжна, то единственное средство помѣшать ей пойти против прогресса, это — принять в ней участіе и постараться направить ее к осуществленію нашего идеала.
Мы не принадлежим к числу проповѣдников насилія; мы не занимаемся и тѣм, чтобы постоянно ругать фабрикантов и капиталистов, как либеральные буржуа когда-то постоянно ругали попов; мы не хотим толкать людей на то или другое дѣло, на тот или другой поступок. Мы убѣждены, что люди дѣлают только то, на что твердо рѣшились сами, и что проповѣдовать какой-нибудь поступок можно только примѣром, а не словами и не совѣтами; вот почему мы ограничиваемся тѣм, что выводим извѣстныя логическія послѣдствія, предоставляя каждому выбирать тот способ дѣйствія, который кажется ему наилучшим. Но мы увѣрены, вмѣстѣ с тѣм, что чѣм лучше будут поняты и чѣм больше будут развиваться наши идеи, тѣм многочисленнѣе будут и акты революціоннаго протеста.
Чѣм глубже проникнут наши взгляды в массу, тѣм сознательнѣе она будет становиться, тѣм живѣе будет в ней чувство собственнаго достоинства, и тѣм менѣе она, слѣдовательно, будет склонна переносить притѣсненія со стороны властей и эксплуатацію со стороны капиталистов; тѣм чаще и многочисленнѣе станут в ней проявленія духа независимости. И это не только не огорчает нас, но совершенно наоборот: каждый акт индивидуальнаго протеста — лишній удар топора в давящее нас старое общественное зданіе. А раз уже прогресс не может обойтись без потрясеній и жертв, то мы можем только привѣтствовать тѣх, кто погибает в бурѣ, и надѣяться, что их примѣр вызовет новых подражателей, болѣе многочисленных и лучше вооруженных, и что их удары будут еще сильнѣе.
Но каково бы ни было число гибнущих в борьбѣ, это число все-таки очень мало в сравненіи с тѣми безчисленными жертвами, которых постоянно поглощает чудовищная пасть нашего общества. И чѣм напряженнѣе будет борьба, тѣм меньше будет ея продолжительность, а, слѣдовательно, тѣм больше окажется спасенных человѣческих жизней — жизней, которыя иначе были бы осуждены на нужду, болѣзни, истощеніе и вырожденіе.
Глава XVII
Принципы и средства борьбы
Нам часто приходится слышать со стороны людей, воодушевленных, быть может, самыми лучшими намѣреніями, выраженія удивленія по поводу того, что анархисты отрицают нѣкоторые пріемы борьбы, как противные их убѣжденіям. «Почему бы вам не попробовать, говорят одни, захватить в свои руки власть, чтобы принудить общество к осуществленію ваших идей на практикѣ?» «Почему, восклицают другіе, вы не хотите послать своих представителей в палату депутатов, или в муниципальные совѣты? Они могли бы там быть вам полезными, а, вмѣстѣ с тѣм, пользовались бы большим авторитетом для распространенія ваших идей в массѣ».
С другой стороны, нѣкоторые анархисты воображают, что поступают очень послѣдовательно, доводя свои разсужденія до абсурда и вырабатывая в себѣ цѣлый ряд понятій, рѣшительно не имѣющих ничего общаго с анархическими идеями. Нѣкоторые, напримѣр, начинают, под предлогом разрушенія собственности, защищать воровство; другіе доходят в своей проповѣди свободной любви до таких нелѣпостей, которыя они, не колеблясь, назвали бы развратом, если бы дѣло шло о каком-нибудь буржуа. Но самые непримиримые, это — тѣ, которые отрицают всякіе принципы, считая их предразсудками; «что мнѣ за дѣло до принципов!» кричат они, «раз дѣло идет о революціи — всѣ средства хороши и нам нечего останавливаться совершенно некстати из-за каких-то принципов».