Выбрать главу

Возможно, что среди людей, называвших себя анархистами, и были такіе, которые становились на эту точку зрѣнія. Может быть именно от этого зависит факт измѣны и превращеній тѣх, которые сначала были самыми ярыми, а затѣм перешли в ряды защитников существующаго строя, потому что это оказалось для них болѣе выгодным.

Конечно, мы боремся с современным обществом потому, что оно не дает удовлетворенія нашим стремленіям, но мы понимаем, что в наших интересах, чтобы это удовлетвореніе потребностей было распространено на всѣх членов общества.

Человѣк всегда эгоист, он всегда стремится сдѣлать из своего я центр вселенной. Но по мѣрѣ того, как его ум развивается, он начинает понимать, что если его я требует удовлетворенія, то есть и другія я, которыя требуют того же самаго и, чувствуя себя неудовлетворенными, начинают заявлять о своих правах. Вот почему мистики и сентименталисты стали проповѣдовать самоотреченіе и самопожертвованіе ради других.

Понемногу, однако, несмотря на продолжающуюся проповѣдь принесенія личности в жертву обществу — проповѣдь, не меньше грубой силы содѣйствовавшую его поддержанію — произвол начал смягчаться, предоставляя все большій простор развитію личности. Если узкій, дурно понятый эгоизм мѣшает развитію общества, то с другой стороны самоотреченіе и дух самопожертвованія оказываются вредными для личности. Не всякій может жертвовать собою для других, особенно если эти другіе ему посторонніе. В концѣ концов такое самопожертвованіе может оказаться даже вредным для человѣчества, потому что оно дает простор господству умов узких и эгоистических, в дурном смыслѣ этого слова и таким образом доставляет преобладаніе наименѣе совершенному типу человѣчества. Чистый альтруизм в точном смыслѣ слова точно также не может поэтому прочно утвердиться, как и эгоизм.

Но если, взятые в отдѣльности и доведенные до крайности, эгоизм и альтруизм оказываются оба вредными как для личности, так и для общества, то, соединившись в одно, они образуют третье начало, которое и должно лечь в основаніе будущих обществ. Это начало — солидарность.

Предположим, что нас нѣсколько человѣк и что мы соединяемся с цѣлью удовлетворенія какой-нибудь потребности. Если в нашей ассоціаціи нѣт ничего принудительнаго, никакого произвола, а она обусловливается исключительно нашими нуждами, то мы очевидно внесем в нее тѣм больше силы и энергіи, чѣм сильнѣе мы будем чувствовать данную потребность. Всѣ мы участвуем в производствѣ и всѣ имѣем очевидно право на потребленіе, а так как для того, чтобы имѣть возможность удовлетворить потребностям всѣх, эти потребности будут разсчитаны заранѣе (включая сюда и новыя потребности, которыя можно будет предвидѣть), то в распредѣленіи продуктов без труда установится солидарность. Недаром говорят, что взгляд человѣка может обнять больше чѣм сколько входит в его желудок: чѣм сильнѣе будет у него какое-нибудь желаніе, тѣм дѣятельнѣе будет он стремиться к его осуществленію, и таким образом произведет не только все то, что нужно для его сотоварищей, но сможет удовлетворить даже и тѣх, у которых явится желаніе обладать данным предметом только тогда, когда он будет уже существовать. Потребности человѣка безконечно разнообразны; также безконечно разнообразны будут виды его дѣятельности и средства к удовлетворенію этих потребностей, и именно это разнообразіе будет содѣйствовать общей гармоніи.

В нашем обществѣ, гдѣ люди, для полученія необходимых для жизни предметов, привыкли всегда разсчитывать на чужой труд, они преслѣдуют только одну цѣль: достать себѣ побольше денег, чтобы имѣть возможность купить себѣ что угодно; а так как ручной труд едва позволяет человѣку не умереть с голоду, то всякій, кто может, старается добыть себѣ денег как-нибудь иным путем, только не трудом: один становится чиновником, другой журналистом (причем не останавливается и перед шантажем); тот, у кого есть нѣкоторый капитал, начинает торговать, увеличивать свой доход, обманывая своих сограждан, занимается спекуляціей и ажіотажем, или же эксплуатирует чужой труд. Люди прибѣгают к всевозможным низостям и не дѣлают единственнаго дѣла, которое могло бы удовлетворить всѣх: не занимаются полезным, производительным трудом. Каждый заботится только о себѣ, совершенно не думая о тѣх, кому он наносит ущерб; отсюда тот безразсудный эгоизм, который стал, повидимому, единственным двигателем человѣческих поступков.