Кромѣ того, если в дѣятельности анархистов и не хватает иногда, сознательной осязательной стройности, практической организаціи, то она тѣм не менѣе ведется довольно энергично и у них, во всяком случаѣ, есть та послѣдовательность и стройность, которая вытекает из общности ясно замѣченной цѣли. Во Франціи, в Испаніи, в Италіи, в Англіи, в Америкѣ, в Австраліи — повсюду анархисты стремятся к уничтоженію частной собственности и государственной власти, к полной и безусловной независимости личности. В этом общая основа всѣх их взглядов.
В вопросѣ о способах достиженія общей цѣли могут, конечно, быть разногласія: идеальное единство пока еще не установилось. Но мало-по-малу мы к этому приближаемся и, как только исчезнет боязнь нѣкоторых слов, под которыми люди понимают самыя различныя вещи, мы увидим настоящее взаимное соглашеніе между группами разных стран, настоящую серьезную организацію, основанную на совершенно свободных началах и тѣм болѣе прочную, что она будет вытекать из самой практики, а не из искусственнаго и основаннаго на уступках договора.
Что же касается существованія таких теорій и поступков, от которых слѣдует сторониться, то, дѣйствительно, существует в движеніи извѣстное направленіе — направленіе, несомнѣнно имѣющее полицейскій источник, но распространяющееся благодаря искреннему увлеченію нѣкоторых из наших товарищей — против котораго мы всѣми силами должны бороться.
Но отрицать принципы и все только призывать к революціи — плохое средство уберечься от предателей, от ложных идей, от ложных принципов. Есть только один путь для разграниченія между идеями дѣйствительно анархическими и мнѣніями, высказываемыми с цѣлью свести движеніе с его настоящей дороги: это — стараться еще лучше выяснить наши взгляды, еще полнѣе очистить их от всѣх переживаній стремленія к господству над другими. Мы должны стремиться к тому, чтобы люди, к которым мы обращаемся, нас понимали и умѣли сами отличить, имѣет ли данный поступок анархическій характер, или нѣт; это будет гораздо дѣйствительнѣе чѣм заранѣе высказанное осужденіе той или другой категоріи дѣйствій.
Правда, то, что происходит в настоящую минуту в наших рядах, может иногда внушить людям, с нетерпѣніем ожидающим осуществленія нашего идеала счастья и гармоніи, сомнѣніе в возможности его, в возможности водворенія согласія среди того хаоса идей, которыя, под именем анархизма, борятся в наше время так или иначе с буржуазным строем. Но развѣ всякая новая идея, стремящаяся к разрушенію существующаго, не создает временно хаоса и безпорядка? Повторяем: предоставим нашим нетерпѣливым товарищам немного успокоиться, и займемся болѣе точной разработкой идей; по мѣрѣ того, как онѣ будут серьезнѣе обдумываться и сознательнѣе восприниматься, онѣ сами уложатся в систему, и эта система будет тѣм стройнѣе, чѣм меньше препятствій мы будем ставить свободному развитію мысли. Развитіе анархической идеи само создаст сознательных людей и увеличит таким образом вѣроятность успѣха для будущей революціи.
Зарожденіе этого, ошибочнаго взгляда на принципы, как на лишнее стѣсненіе в революціонной борьбѣ, в значительной степени зависѣло от того, что при видѣ хаоса в идеях и поступках, царящаго вокруг них, многіе из наших товарищей начинали с одной стороны отчаиваться в возможности сгруппировать силы в виду революціи, а с другой — относиться как к метафизикѣ к обсужденію всяких идейных вопросов. Не находя в нашем собственном запасѣ идей этой силы, они вообразили, что ее можно получить из другого источника, и вернулись к средствам борьбы, прямо заимствованным из понятій государственных. При этом они самым наивным образом думают, что, перемѣнив названія, они измѣнили и самыя понятія. Нетерпѣніе мѣшает им видѣть, что, несмотря на свою кажущуюся разрозненность, усилія борцов тѣм не менѣе всѣ ведут к одной цѣли, и этому объединенію остается только сдѣлаться сознательным, чтобы пріобрѣсти всю ту силу, которую они хотѣли бы ему придать и которая в дѣйствительности может явиться только слѣдствіем полнаго развитія идей.
Мы хотим, говорят они нам, чтобы когда кто-нибудь из товарищей обѣщает нам свое содѣйствіе в каком-нибудь дѣлѣ, мы могли на него разсчитывать, и чтобы он не нарушил своего обѣщанія, укрываясь за свободу, за независимость личности и т. д. Мы совершенно с этим согласны, но мы думаем вмѣстѣ с тѣм, что дѣло пропагандиста показать людям, что они должны брать на себя обязательство только тогда, когда увѣрены, что выполнят его, и что, раз уже они дали обѣщаніе, простая честность заставляет исполнить его. Конечно, при этом приходится бороться с тѣм самым деморализующим направленіем, о котором мы говорили выше, но опять таки доказать преимущества солидарности и полнаго довѣрія между товарищами может только пропаганда. Какая польза от того, что от человѣка заранѣе потребуют взять на себя то или иное обязательство? Допустим даже, что мы напишем огромными буквами в заранѣе выработанных программах, что люди должны исполнять то, что они обѣщали; что же нам из этого, у нас нѣт в руках никакой силы, чтобы принудить тѣх, кто захочет нарушить свое обѣщаніе, к исполненію его?