Эдды хранят молчание по поводу того, что Фрейр, он же Ингви, был умирающим и воскресающим богом; конечно, в последней битве он падет под мечом огненного великана Сурта, но здесь это совершенно неважно. Тем не менее такие германисты, как Я. Гримм, Некель, Ян де Фрис не только пишут о смерти и воскресении Фрейра (видимо, исходя из той же информации о культе в Упсале, требовавшем человеческих жертвоприношений), но даже сравнивают его с фракийским Залмоксисом (см. ранее в соответствующей главе), что широко принято, хотя и не бесспорно. Правда, насчет желовеческих жертв немного оговоримся: при всей кровожадности своего бытия и мифологии викинги не особо этим злоупотребляли, скорее, это были очень редкие исключения; разве когда дела становились совсем плохи, могли послать к Одину гонца, повесив его (и здесь прослеживается культ Залмоксиса), да случались эксцессы вроде предсмертной воли первого графа (часто неверно именуемого герцогом, это анахронизм) Нормандии викинга Рольфа Ходока (он же Роллон или Ру Руанский, ок. 860 – ок. 930 гг.): чуя смертный час и не зная, куда попадет его душа, этот христианский правитель не менее христианской страны распорядился выдать 100 золотых христианским священникам и принести 100 пленных в жертву Одину.
Фрейя едет на кошачьей упряжке. Художник Н. Бломмер
Наконец, Бальдр, прекрасный бог весны. Снорри пишет: «Второй сын Одина – это Бальдр. О нем можно сказать только доброе. Он лучше всех, и его все прославляют. Так он прекрасен лицом и так светел, что исходит от него сияние. Есть растение, столь белоснежное, что равняют его с ресницами Бальдра, из всех растений оно самое белое. Теперь ты можешь вообразить, насколько светлы и прекрасны волосы его и тело. Он самый мудрый из асов, самый сладкоречивый и благостный. Но написано ему на роду, что не исполнится ни один из его приговоров. Он живет в месте, что зовется Брейдаблик, на небесах. В этом месте не может быть никакого порока, как здесь об этом сказано:
Несколько странно, что здесь Бальдр для Стурлусона жив, но позже он «исправляется», подробно пересказывая легенду: «Надо поведать и о событиях, что еще важнее для асов. Начинается сказ с того, что Бальдру Доброму стали сниться дурные сны, предвещавшие опасность для его жизни. И когда он рассказал те сны асам, они держали все вместе совет, и было решено оградить Бальдра от всяких опасностей. И Фригг взяла клятву с огня и воды, железа и разных металлов, камней, земли, деревьев, болезней, зверей, птиц, яда и змей, что они не тронут Бальдра. А когда она это сделала и другим поведала, стали Бальдр и асы забавляться тем, что Бальдр становился на поле тинга, а другие должны были кто пускать в него стрелы, кто рубить его мечом, а кто бросать в него каменьями. Но что бы они ни делали, все было Бальдру нипочем, и все почитали это за великую удачу.
Как увидел то Локи, сын Лаувейи, пришлось ему не по нраву, что ничего не вредит Бальдру. Он пошел к Фригг, в Фенсалир, приняв образ женщины. А Фригг и спрашивает, ведомо ли той женщине, что делают асы на поле тинга. Та отвечает, что все, мол, стреляют в Бальдра, но это не причиняет ему вреда. Тогда промолвила Фригг: «Ни железо, ни дерево не сделают зла Бальдру. Я взяла с них в том клятву». Тут женщина спрашивает: «Все ли вещи дали клятву не трогать Бальдра?» Фригг отвечает: «Растет к западу от Вальгаллы один побег, что зовется омелою. Он показался мне слишком молод, чтобы брать с него клятву». Женщина тут же ушла.
Локи вырвал с корнем тот побег омелы и пошел на поле тинга. Хёд стоял в стороне от мужей, обступивших Бальдра, ибо он был слеп. Тогда Локи заговорил с ним: «Отчего не метнешь ты чем-нибудь в Бальдра?» Тот отвечает: «Оттого, что я не вижу, где стоит Бальдр, да и нет у меня оружия». Тогда сказал Локи: «Все ж поступи по примеру других и уважь Бальдра, как и все остальные. Я укажу тебе, где он стоит; метни в него этот прут». Хёд взял побег омелы и метнул в Бальдра, как указывал ему Локи. Пронзил тот прут Бальдра, и упал он мертвым на землю. И так свершилось величайшее несчастье для богов и людей.
Когда Бальдр упал, язык перестал слушаться асов, и не повиновались им руки, чтобы поднять его. Они смотрели один на другого, и у всех была одна мысль – о том, кто это сделал. Но мстить было нельзя: было то место для всех священно. И когда асы попытались говорить, сначала был слышен только плач, ибо никто не мог поведать другому словами о своей скорби. Но Одину было тяжелее всех сносить утрату: лучше других постигал он, сколь великий урон причинила асам смерть Бальдра.