Ей двадцать два года, год назад закончила Рэдклиф, приехала с Лонг-Айленда и снимает с двумя подружками квартиру на Вест-Энд авеню. Не замужем. Недавно долгая и безуспешная любовная история закончилась разрывом, как он обнаружил позже. (Для него было весьма странно, что он не узнал всего сразу, беря всю желаемую информацию.) Она получила степень по математике и работала программистом. Это понятие очень мало говорило ему в 1963 году: он не был точно уверен – проектирует ли она компьютеры, работает с ними или ремонтирует их. Недавно она унаследовала 6500 долларов от своей тетушки из Аризоны, и ее родители, очевидно суровые поклонники такого типа воспитания – утони-или-научись-плавать, считали, что ей следует самой вложить свои деньги и научиться отвечать за свои поступки.
Итак, она направилась в ближайшую брокерскую контору, как ягненок на заклание, чтобы вложить деньги.
– Чего вы хотите? – спросил ее Селиг. – Оставить их в безопасном месте или пустить в оборот, имея шанс прирастить капитал?
– Не знаю. Я ничего не знаю о рынке. Единственное, чего я не хочу сделать какую-нибудь глупость.
Другой брокер – скажем Надель – произнес бы речь и, советуя ей забыть о таких устаревших и надоевших концепциях, как дивиденды, подобрал бы ей пакет акций для оборота – «Техас Инструменте», «Коллинз Радио»,
«Полароид», что-то типа этого. Затем каждые несколько месяцев проверял ее счет, переключаясь с «Полароида» на «Ксерокс», с «Техас Инструменте» на «Фэрчайлд Камера», с «Коллинз» на «Америкэн Моторс», с «Америкэн Моторс» снова на «Полароид», получая чудесные комиссионные для себя и, возможно, делая деньги и для нее, а возможно, и теряя их. Селиг не переносил такие маневры.
– Может, это звучит занудно, – сказал он, – но давайте пойдем наиболее безопасным путем. Я порекомендую вам нечто вполне приличное. Это, конечно, не сделает вас богатой, но и не повредит. А потом вы сможете просто положить их и наблюдать, как они растут, не проверяя каждый день состояние рынка, чтобы уловить момент, когда нужно продавать. Вы же не хотите вечно волноваться?
То, что он говорил ей, было полной противоположностью тем инструкциям, которые давал ему Мартинсон о приеме новых клиентов, ну да черт с ним. Он дал ей несколько акций «Джерси Стандард», несколько «Телефон», немного IBM и 30 акций закрытого фонда «Легман Корпорейшн», которым владели многие его пожилые коллеги. Она не задавала вопросов, даже не захотела узнать, что такое закрытый фонд.
– Вот, – сказал он, – теперь у вас есть пакет акций. Вы – капиталист.
Она улыбнулась. Улыбка была робкая, подневольная, но в ее глазах он заметил кокетство. Он безумно хотел бы читать ее мысли, чтобы понять, что он для нее. И все же он попробовал:
– Что вы делаете вечером? – спросил он. – Я освобождаюсь в четыре часа.
Она ответила, что свободна, правда с одиннадцати до шести она работает.
Они договорились, что он заедет за ней домой в семь. Когда она покидала контору, в ее улыбке безошибочно читалась теплота.
– А ты везучий, мерзавец, – сказал Надель. – Что ты сделал, назначил ей свидание? Ты нарушаешь правила для сотрудников не трахать клиентов.
Селиг только рассмеялся. Через двадцать минут после открытия биржи он продал 200 Молибденовых акций, а в обед купил их же на полтора пункта дешевле. Он подсчитал, что этого вполне хватит на ужин, да еще и останется. Эту идейку подкинул вчера Никвист: «Моли – хорошая крошка, она точно упадет в койку». После обеда, чувствуя полную удовлетворенность собой, он позвонил Никвисту и доложил о своем маневре.
– Ты вернул их слишком рано, – немедленно отреагировал Никвист. – На этой неделе она упадет еще на пять-шесть пунктов. Умники ждут.
– Я не такой жадный. Нужно оплатить срочные счета.
– Так не разбогатеешь.
– Думаю, у меня не хватает азарта для игры, – сказал Селиг.
Он колебался. Не за этим же он звонил Никвисту? Он хотел сказать, что встретил девушку и есть забавная проблема. Я встретил девушку, я встретил девушку. Внезапный страх удержал его. Безмолвное присутствие Никвиста на другом конце провода казалось угрожающим. Он всегда смеется надо мной, потихоньку, думая, что я не вижу. Но это глупость. Он сказал:
– Том, сегодня произошло нечто странное. К нам в контору пришла девушка, очень привлекательная девушка. Вечером я с ней встречаюсь.
– Поздравляю.
– Погоди. Дело в том, что я совсем не смог читать ее мысли. То есть, я даже не уловил ауру. Пусто, абсолютно пусто. У меня никогда такого не было. А у тебя?
– Да вроде нет.
– Совершенно пусто. Не могу понять. Почему у нее такой сильный экран?
– Может, ты просто устал сегодня? – предположил Никвист.
– Нет-нет. Других я читаю как всегда. Только она.
– Это тебя волнует?
– Конечно!
– Почему конечно?
Селигу это казалось очевидным. Он решил, что Никвист издевается над ним: голос спокойный, нейтральный. Игра. Он просто проводит время. Хотел бы он говорить не по телефону. Зазвонил другой телефон. Надель схватил трубку и бросил на меня яростный взгляд: «Давай, парень, надо работать!» Селиг резко сказал:
– Я… ну, очень заинтересовался ей. И меня беспокоит, что я не могу понять ее сущность.
– То есть тебя раздражает, что ты не можешь за ней шпионить.
– Мне не нравится фраза.
– А чья это фраза? Не моя. Это же ты так смотришь на вещи, разве нет?
Как на шпионаж. Ты чувствуешь себя виновным, что шпионишь за людьми, верно? Но кажется ты расстраиваешься и когда не можешь шпионить.
– Наверное, – согласился Селиг.
– С этой девушкой у тебя получилось, как у обычного человека – ты должен обратиться к старой доброй технике угадывания. На это обречено все человечество, а тебе не нравится. Да?
– Ты говоришь очень злобно, Том.
– А что ты хочешь от меня услышать?
– Ничего. Я просто говорю, что есть девушка, мысли которой я не могу читать, что я никогда не попадал в подобную ситуацию и поинтересовался, нет ли у тебя теории, почему она такая, как она есть.
– У меня нет, – сказал Никвист. – Пусто.
– Ну и ладно. Я…
Но Никвист не закончил:
– Ты понимаешь, что я не могу сказать, не прозрачна ли она для телепатических процессов вообще или только для тебя, Дэвид. – Селиг уже подумал о такой возможности. Это его ужасно расстроило. Никвист мягко продолжал: – Ты можешь привести ее, чтобы я мог взглянуть? Может, тогда я смогу узнать что-то полезное.
– Я так и сделаю, – без особого энтузиазма сказал Селиг. Он знал, что такая встреча необходима и неизбежна, но мысль о том, что надо показать Китти Никвисту взволновала его. Он не совсем ясно понимал почему. – В один из ближайших дней, – предложил он. – Слушай, тут все телефоны надрываются.
Я сообщу тебе, Том.
– Сделай-ка ее разок за меня, – сказал Никвист.
23
Дэвид Селиг
Исследование Селига 101,
Профессор Селиг 10 ноября 1976 г.
Энтропия как фактор повседневной жизни Энтропия определяется в физике как математическое выражение степени, в которой энергия термодинамической системы так распределена, что не может превратиться в работу. В более общем метафизическом определении энтропию можно рассматривать как необратимую тенденцию системы, включая и Вселенную, к увеличению беспорядка и инертности. Так сказать, вещи делаются со временем все хуже и хуже, пока в конце концов не станут так плохи, что даже нельзя понять, как они плохи.
Великий американский физик Джозия Виллард Гиббс (1839-1903) первым приложил второй закон термодинамики – закон, определяющий возрастающий беспорядок энергии, перемещающейся наугад внутри замкнутой системы, – к химии. Именно Гиббс наиболее четко изложил принцип, что беспорядок спонтанно нарастает по мере того, как Вселенная стареет. Среди тех, кто распространил воззрения Гиббса на философию, был блестящий математик Норберт Винер (1894-1965), который в своей книге «Человеческое использование человеческих существ» утверждает следующее: «По мере нарастания энтропии Вселенная и все замкнутые системы во Вселенной, естественно стремятся ухудшаться и терять свои различия, двигаться от наименее к наиболее вероятному состоянию, от состояния организованности и дифференциации, в котором существуют отличия и формы, к состоянию Хаоса и однообразия». Во Вселенной Гиббса порядок наименее вероятнее, а Хаос наиболее вероятен. Но в то время как Вселенная в целом, если существует целая Вселенная, стремится к упадку, есть частности, где направление кажется противоположным тому, в котором движется вся Вселенная и в которых существует лимитированная и временная тенденция нарастания порядка. В таких вот частностях и находит свое пристанище жизнь.