— Хорошо, конечно, они не проснуться раньше, — ответила я. — Но у нас имеются слишком любопытные соседи.
Он перевел взгляд на мои глаза, рука передвинулась с груди на бока, потом прошлись по спите к волосам, он спросил:
— И?
— И, Тина Блэкстоун — стерва. Если она заметит, как я выхожу из твоего дома утром в ночной рубашке и кардигане, она начнет распускать слухи.
Он не ответил, но в этом не было необходимости, все отразилось на его лице.
Поэтому я сказала на его очередное:
— И?
— Я знаю, тебе все равно, но, как я уже сказала, у меня две дочки. И было бы совсем нехорошо, если бы Тина Блэкстоун начала распускать слухи. — Я подтянулась к его лицу и коснулась губами его губ, затем мягко произнесла:
— Поэтому я должна удти.
Его рука вцепилась мне в волосы, а подушечки пальцев впились мне в бедро всего на секунду, затем он ослабил хватку.
Но эта секунда имела значение.
Она чертовски много значила.
Я соскользнула с него и проползла по кровати, внезапно ощущая свою наготу. Повернувшись к нему спиной, натянула трусики, через голову натянула ночную рубашку. Накинула кардиган на плечи и одновременно скользнула в кроксы.
— Соседка, — позвал Джо, и я повернулась к нему. Он лежал на боку, положив голову на согнутую в локте руку, понятное дело, совсем не стесняясь своей наготы.
И я не могла винить его за это.
Его тело было гораздо красивее без одежды, чем в одежде. Его совершенное тело, как его лицо, не было омрачено шрамами, а наоборот, делало его еще более привлекательным. Его длинное, поджарое, мускулистое тело совсем не портил длинный, неровный белый шрам, который пересекал по диагонали его накаченный пресс и бугрящуюся с правой стороны грудь и плечо.
— Иди сюда, — тихо прорычал он.
Ноги сами понесли меня к нему, я уперлась коленом в кровать и наклонилась, а Джо сделал все остальное. Рука, лежащая на кровати, ухватила меня за голову и притянула меня к нему, так близко, что мои губы оказались на его губах.
— Я хочу, чтобы сегодня ночью ты вернулась, — приказал он.
Он хотел, чтобы я вернулась.
Я улыбнулась ему в губы.
И когда я это сделала, его глаза стали напряженными, а голова отклонилась назад. Я потеряла из виду его глаза, потому что закрыла свои, а он поцеловал меня так сильно, с открытым ртом и так долго, что приподнялся с кровати, обнял меня другой рукой и притянул к себе. Я приземлилась на него сверху, он перевернул меня спиной на кровать, продолжая целовать.
Его поцелуи были настолько хороши, что я совсем забыла, что собиралась уходить, пока его губы не оторвались от моих, и его голова не исчезла в моей шеи.
— Разве у нас нет любопытных соседей? — пробубнил он мне в шею.
— Черт! — Вскрикнула я, перевернула его на спину и вырвалась из его рук.
Я почти уже выбралась с кровати, но остановилась, положила руку на матрас, вторую на его щеку с шрамами, наклонилась и быстро поцеловала его.
Потом вскочила на ноги и, не оглядываясь, выбежала из комнаты по коридору через гостиную, через раздвижную стеклянную дверь прямиком к своему дому.
Я чувствовала себя так чертовски здорово, что вместо того, чтобы бежать, готова была медленно парить над землей.
* * *
День прошел медленно и слишком сладко, как патока.
Я хотела поспать, но, вернувшись домой от Джо, несмотря на то, что практически не спала две ночи подряд, была невероятно возбуждена, поэтому скорее всего заснуть не смогла бы.
Я сменила постельное белье, отправив его в стиральную машину. Составила список покупок продуктов. Оплатила счета. Приняла душ и привела себя в порядок, как делала всегда, даже после смерти Тима.
Тиму нравилось, когда я укладывала волосы феном. Ему нравилось, когда я красилась, особенно, когда я наносила еле заметный макияж. Тиму нравилось, когда я старательно выбирала одежду. Он говорил, что я самая сексуальная жена полицейского в истории, и он говорил это так, что я понимала, что он точно верит в то, что говорит и гордится этим фактом. Ему нравилось, когда я приходила в участок, он буквально становился ненормальным, когда его сослуживцы, другие полицейские говорили ему, что я привлекательная (или, по крайней мере, находили меня привлекательной). А поскольку я была его, так он мне сказал, у него было что-то прекрасное в жизни, благодаря мне, это он мне тоже сообщил. Никогда, ни разу, даже, когда мне было тяжело заниматься Кейт и Кирой, он ни разу не заставил меня почувствовать себя не красивой.
И после его смерти, я просто заставляла себя следить за собой — продолжать одеваться в наряды и делать макияж. Я это делала скорее для него, но также и для себя. Это был мой способ не сдаваться, потому что я хотела только одного, вернее, ничего — сдаться, сложить руки и признать себя побежденной.