С экрана за спиной человека в штатском исчезает изображение сферы в белесых кратерах. Его смывает краткая рябь радужных косых волн и предстает панорама, которую передает, вероятно, камера, смонтированная на носу самолета и склоненная чуть вниз: бескрайняя серо-стальная равнина туч, сплетающихся в поток.
Ее поверхность слегка пульсирует, словно бы она соткана из живых волокон…
– Теперь смотрите внимательнее!
Сплошное только что полотно распадается вдруг на полосы, как если бы по нему черкнули незримой гигантской лапой, вооруженной несметным числом когтей. Теперь машина летит над полем из бесконечных свинцовых гряд, сходящихся, словно бы лучи раскрытого веера, к горизонту.
В провалах между парящими полосами проходят где-то далеко внизу овалы темных лесов, изгибы блестящих рек и лоскутики, «носовые платочки» полей земных.
– А теперь…
И каждая из полос распадается во мгновение на квадраты. Путем того, что некоторые ее участки остаются на месте, а некоторые – синхронно вдруг смещаются влево. Сместившиеся и несместившиеся чередуются меж собой, как если бы это была ширенга, что получила приказ: «на первый-второй – рассчитайсь» и «вторые номера – шаг вперед».
Вселенная теперь предстает вперяющимся в экран бесконечной шахматною доскою, где чередуются квадраты парящего свинца с квадратами пустоты.
Стоит минута молчания.
– Незабываемое впечатление, сэр! – высказывается, наконец, бригадир [1] от морской пехоты. – Но, с вашего позволения, мне бы хотелось уяснить практический смысл. Каков реальный урон противнику от подобных геометрических облачных построений?
– Терпение, генерал.
Холодная улыбка высвечивает, подобно молнии, глубокие каньоны морщин лица штатского.
– От виденных вами только что «построений», как вы изволили выразиться, конечно, конкурирующая с нами держава не понесет урон. Но это лишь подготовка. Необходимая, чтобы синхронизировать все частицы. Настроить на выполнение боевой программы… Я поясню подробно. Пока пыль движется маршем в качестве многомильной ширины шлейфа, настройка наносхем – то есть микроскопического мозга каждой из частичек ее – претерпевает известное рассогласование. И чтобы устранить его нужны простые команды частицам одновременно всем совершить какое-то действие. Подобных потребно две, минимум. В процессе исполнения простых, «тренировочных» команд наносхемы настраиваются на центр управления пылью и друг на друга. Случайные отклонения корректируются, ибо любая из частиц делается не только исполнительницей приказа, но также и усиливает его сигнал для всех остальных частиц. И вот, когда влияние броуновского движения (так сказать, «вольнодумства») оказывается сведено на нет – становится возможным и неизбежным точнейшее исполнение пылью практической боевой команды!
– Ага… – удовлетворенно кивает в ответ морпех, покусывая губу. – Я, кажется, начинаю понимать принцип, сэр. «Бессмысленная» муштра на плацу, не так ли?
– Что именно вы имеете в виду?
– Да так, знаете ли… воспоминания боевой молодости. Какую ненависть вызывали подчас сержанты, натаскивавшие нас выполнять синхронно команды на плац-парадах! Зато – какая слаженность действий роты вдруг появлялась потом в полевых учениях и в бою!
– К-хм… интересная аналогия. А вы, генерал, – философ… Но я согласен. Ведь по большому счету и люди также… не более, чем умная пыль!
– Однако мы увлеклись, – повышает голос человек в штатском, оглядывая аудиторию. – Оставим теоретизирование и вернемся к текущей практике. А то рискуем пропустить наиболее интересное.
Мир на экране уже не напоминает более игровую доску. Квадраты цвета ружейной стали все более теряют форму и расплываются… и, наконец, они срастаются воедино.
И вновь до самого горизонта простирается монотонное серое полотно, не балующее теперь даже и малейшим разнообразием.
Его поверхность оказывается совсем ровной. Как зеркало. Но – не отражающее ничего…
Но это длится лишь миг. По курсу вдруг возникает стремительно увеличивающаяся вогнутость. И самолет вздрагивает.
– Набрать высоту, кретины! – взрыкивает человек в штатском. Конечно, эта его сентенция адресована не присутствующим в салоне, а экипажу пилотов, и передана ему по бортовой рации.
Машина поднимается резко вверх и выравнивается. И снова делается видна впадина, но видимый размер ее не уменьшился, как следовало бы ожидать в результате удаления борта от нее в высоту.
На самом деле провал стремительно увеличивается и углубляется. Он сверху предстает подобием диафрагмы, крутящейся… а в следующее мгновение – копией водоворота Мальстрем, воспетого Эдгаром По.
– Вы видите зарождающийся тайфун, – комментирует человек в штатском. – Его рождение провоцирует и его жизнь поддерживает боевой танец, который с завидным усердием и согласованностью исполняется частицами умной пыли. Но, главное, это есть управляемый тайфун. Думаю, что теперь «практическое значение» не требует комментариев. Тем более, – продолжает он, – что мы сейчас убедимся воочию в эффективности ее действия.
Два нижних угла экрана вдруг заволакиваются клубами дыма, подсвеченного огнем. Салон летящего самолета несильно вздрагивает. На лицах некоторых прочитываются тревога и беспокойство. У остальных – лишь легкий намек на оные.
– С нашего борта стартовали беспилотные наблюдатели, – чуть покровительственно усмехается штатский, откидываясь на подголовник. – Они отправятся вниз и беспрепятственно минуют умную пыль, потому что передают код «Свой!». Их камеры покажут нам подвиги управляемых смерчей на территории страны-конкурента. Конечно, будут помехи, продуцируемые излучениями роев боевых частиц. Но многочисленность механических наблюдателей плюс программа каскадного усиления сигнала позволит синтезировать на экране вполне адекватный образ.