– Не стоит, мисс Пайн.
– Проводи, проводи, дорогая моя, – одобрительно кивает миссис Фредкин, и я понимаю, что лучше не спорить.
Мы выходим на крыльцо. Вижу, как у Рени очаровательно вспыхивает радостью лицо при виде круглоухого радужного мерцателя. Пугливый мерзавец прекрасно освоился в чужом мире. Да и что ему, лишь бы росли мимеи, которыми он без конца набивает брюхо.
– Как зовут вашего кролика?
Пожимаю плечами. Ни одному здравомыслящему кровочмаку не придёт в голову давать имена своим тэмам. Не принято. Это всё равно что дать имя чаше с кровью.
– Тогда я назову его Бит, если вы позволите.
Стоп. Не позволю. Зачем? Но я опоздал.
– Бит! – счастливо кричит Рени мерцателю и дарит ослепительную улыбку. Трусливая тварь растопыривает уши, дёргает носиком и начинает влажно урчать. Шаракан! Мой тэм – предатель! Кому рассказать – не поверят.
Она протягивает к нему руки, и мерцатель трётся о девичьи ладони, как пёсоглав, оставляя радужные разводы. Тут же вздрагивают и начинают позванивать мимеи. Кудрявые усики растения хватают девушку да пальцы, жадно слизывая следы, оставленные Битом, шаракан его забери!
Я снова ошибся, когда думал, что у Рени привлекательный смех. Чистый. Радостный. Насыщенный до предела. Внутри меня разливается волнами дрожь – от макушки до ног, и я не знаю, как прекратить эту вибрацию, что сделать, чтобы успокоиться.
Неожиданно она замолкает, и я перевожу дух.
– А теперь, – строгим голосом заявляет Рени, – вы объясните мне вот это! – и демонстративно потрясает тонкими запястьями.
Ну да. Кто сказал, что будет легко?
Рени
– Что вас удивляет? – спрашивает этот мерзавец ровным покойницким голосом.
Чувствую, как начинает закипать мой личный чайник. Краснею волной и ловлю его взгляд на декольте. Ну да, там сейчас выпирает, и холмики тоже порозовели. От его взгляда становится ещё жарче, я теряюсь и злюсь. Хочется ударить этого беспардонного и беспринципного хищника по голове. Сумочкой. Нет, доской. А ещё лучше – гаечным ключом приложить, чтобы наверняка.
Вероятно, что-то зверское он прочитал в моём милом лице, перестал пялиться на грудь и преданно посмотрел в глаза, словно готов был выполнить любую мою прихоть.
– Раны сами по себе в такой короткий срок не заживают. Даже если это просто царапины, – цежу я слова сквозь зубы, как вишнёвое варенье с косточками. Пытаюсь сдержаться, чтобы не визжать или не сказать что-нибудь неприличное. Давненько не попадались мне люди, которые раздражали бы ну прям всем.
– А, это… – по глазам вижу, как нехотя он отвечает. Сейчас начнёт лгать – держу пари на новое изобретение батюшки. – Вы невнимательны, мисс Пайн. Я говорил вам, что прибыл издалека, и есть вещи, которым не стоит удивляться: здесь они непонятны и необъяснимы, зато закономерны и логичны на моей родине.
Выкрутился. Вот как. Он и впрямь говорил что-то подобное, когда сажал свои разноцветные бусины в вазоны и на моих глазах за минуту выросли два кудрявых миленьких кустика.
– Вы касались меня губами! – пошла я в атаку, не желая признавать поражение.
– Прошу прощения, мисс Пайн. В следующий раз оставлю ваши царапины в неприкосновенности. Я думал, вы оцените мой добрый жест.
– Надеюсь, следующего раза не будет!
– Я тоже на это надеюсь.
Он не выказывал нетерпения или неуважения. Отвечал максимально вежливо, но от этого раздражал ещё больше. Хотелось спорить и перечить до бесконечности и не дать ему поставить точку в разговоре, поэтому я лихорадочно думала, чем бы уязвить непробиваемого мистера Гесса, но у него были свои виды на наше тесное общение.
– Не смею больше надоедать вам, мисс Пайн. Вы позволите забрать из вашего гаража мои личные вещи?
Вот как. Он к тому же ещё и трус. Сбегать с поля боя – последнее дело. Но, к сожалению, я не чувствую себя победительницей, а потому понимаю: он выиграл и не видит смысла больше спорить.
– Будьте так любезны, – тут же перехожу я на холодные оттенки и стараюсь держать спину прямо, а голову – царственно. Не так уж это и сложно. Пусть не думает о себе Бог весть что.
Мистер Тидэй и не думает. Он вежливо кланяется и направляется прямиком к гаражу. Я тенью следую за ним. Не могу же я допустить, чтобы он там находился без меня. Кто его знает, что у него на уме.