Я вдруг поняла, что сжатые в кулаки пальцы занемели. Не помню, кажется, я считала секунды, а может, – удары собственного сердца, что набирало ход, как паровоз.
Не знаю, на каком десятке сбилась. Вспоминать не стала – начала расшнуровывать ботинки. Не понять, что мною руководило: плаваю я так себе. И даже если бы родилась русалкой, вряд ли смогла бы найти и вытащить на берег бездыханное тело мистера Гесса. Но в такие мгновения логика вместе с мозгами отключаются, а из ушей наружу лезут сплошные эмоции.
Я девушка приличная, поэтому раздеваться не стала, что и привело, собственно, к ошибке. Одежда мешала плыть, брюки отяжелели и потянули вниз. Но кроме этих неприятностей были ещё два важнейших фактора, с которыми трудно спорить – течение и холодная вода.
Меня сносило в сторону. Я шла на дно, пытаясь барахтаться. Бесполезно – всё равно что выбраться из закрытого сундука. Хотя там шансов и преимуществ больше: есть воздух и возможность задействовать подручные средства.
Последнее, что помню – лохматый шар. Шерсть мягко колышется в воде – красиво. Наверное, точно так плавно и медленно шевелились мои волосы, обласканные Мельтой. А затем невероятно горячие ладони. Откуда? Додумать мысль уже было не суждено.
Очнулась на берегу. Небо голубое. И лицо Гесса. Хищное, с резкими чертами. Тёмные мокрые волосы торчат во все стороны, как шерсть у собаки. Прядь падает на глаза. На груди – капли воды.
На такой торс можно смотреть не отрываясь. Иногда так поступает Монтифер, когда ныряет взглядом в вырез моего лифа. Делает он это не из-за моих прелестей, а из желания позлить, но пауза в долгом томном взоре достойна пера великих поэтов.
– Вы голый, – твёрдо говорю я, чтобы оторваться от созерцания его мышц. Это вместо извинений и благодарности. И тон обвинительно-суровый, как у постной матушки Агнессы – вечного кошмара всех учеников начальной школы при райнелютской церкви.
У него смягчаются черты – удивительное преображение. Мистер Тидэй становится почти милым. Тёмные глаза лучатся светом. Красивые губы приоткрываются, но вместо ответа летит в меня смех – довольный и по-мужски глубокий.
Великолепные зубы, смею заметить, – так бы и любовалась, как делает это местный цирюльник – мистер Сойтер, когда любовно заглядывает в рот пациентам.
– Вы бесподобны, Рени! – искренне, но без восхищения. Весело скорее. Он забавляется. – Закройте глаза, пожалуйста, я оденусь.
Угу. Можно подумать, это возможно: течением нас отнесло достаточно далеко от того места, где он разбрасывал свои вещи. Не хотелось его огорчать, но он и так вскоре всё понял. Завораживающее зрелище – наблюдать, как он запускает длинные пальцы в шевелюру. Растерян, но сколько грации, какие движения, как играют мускулы под смуглой кожей!
– Я подожду вас здесь, – говорю, поднимаясь с мокрого песка, и отворачиваюсь. Сажусь спиной к реке. Обхватываю себя руками – мокрая одежда облепила тело, майский ветер холодный, хоть и солнце светит вовсю.
Волосы висят сосульками. В них – песок. Я, наверное, сейчас сама похожа на крысу – дрожащую и несчастную. Грандиозный апофеоз – финальная сцена моего дня рождения. Зрители бешено аплодируют стоя, отбивая ладони и срывая голос, скандируют «Браво!».
Лучше бы я сидела дома и пила чай миссис Фредкин, глотала слёзы и куталась в клетчатый плед, грея руки у камина. Хотела приключений? Получила их сполна.
Осталось только заболеть и тихо истаять в белой кровати. В одиночестве, ибо миссис Фредкин не считается, а батюшка обязательно забудет обо мне, в очередной раз увлёкшись каким-нибудь важнейшим проектом или изобретением.
Гесс вернулся подозрительно быстро. А может, рисуя сцены собственной смерти и отчаянно жалея себя, я увлеклась и потерялась во времени.
– Раздевайтесь, Рени, – приказал мне этот субъект, – и я задохнулась от возмущения. Ещё чего! Я приличная девушка, а не какая-то там непонятно кто! – Раздевайтесь, Рени! – в его голосе почти угроза. Он стоит босиком, в одних штанах, держит в руках остатки своей одежды и мои ботинки. – Наденете мою рубашку, она сухая, Или хотите заболеть и умереть всем назло?
Я подозрительно на него уставилась. Он что, мысли мои читает? По лицу его ничего не прочесть, увы. К тому же мистер Гесс отвернулся, и я поспешила, отбивая барабанную дробь зубами, стянуть мокрые вещи.