– Прости меня, я тебя люблю, – сказал Левка в дверях и протянул Оксане свой помятый садово-огородный букетик.
Оксана пожала плечами, молча посторонилась, пропуская бросившегося к нему Олежку, и ушла в глубь квартиры.
Проснуться воскресным утром в гостях у Ариши было совсем не то, что проснуться дома. Сквозь дрему Соня слышала, как Ариша разговаривала по телефону, – обсуждала чье-то ужасное платье, распухший от насморка нос и восточные танцы в бассейне… наверное, про восточные танцы в бассейне ей все же послышалось, хотя от Ариши можно всего ожидать.
Соня принюхивалась к чудному запаху кофе и Аришиных сигарет и радостно предвкушала длинное неспешное утро. К шести Левка отвезет Соню на вокзал, а сейчас они с Аришей будут долго и подробно завтракать, потом опять пить кофе, затем валяться на диване и болтать, потом поджарят гренки и опять вернутся на диван – так и день пройдет, весь в неге и гренках.
…Болтать, валяться на диване, жарить гренки – не тут-то было. У Ариши ни дня без строчки. Дома Аришина жизнь проходит зря.
– Сейчас мы пойдем в клинику, совсем рядом, там сегодня один классный хирург дежурит, Барби собирается за него замуж. Он нас проконсультирует, – присаживаясь у Сони в ногах, небрежно сказала Ариша. Таким небрежным голосом она обычно требовала чего-то совсем уж несусветного. Все несусветное обычно находилось совсем рядом, было классным и по воскресеньям дежурило и консультировало Аришу. – Кстати, пациенткой будешь ты.
Оказалось, Ариша давно подумывала о пластике лица. Но не хотелось впрямую обращаться, хотелось сначала все узнать, а потом уже думать и бояться. И главное, не хотелось, чтобы кто-то узнал… Пусть как будто это Соня хочет сделать пластику лица, а не Ариша?.. Да, конечно, она понимает, что ведет себя как детсадовец… Ну, пожалуйста, ну кому она еще может довериться, кроме Сони?..
– Кстати, тебе, Соня, тоже давно уже пора что-нибудь с собой сделать. Тебе уже тридцать восемь.
– Мне тридцать шесть!
– Скоро будет тридцать восемь.
Ариша бросилась на подушки рядом с Соней, и тут же раздался тягучий бразильский голос: «Когда дон Педро выйдет из комы, мы будем совершенно счастливы… А теперь извини меня, дорогой, мне нужно надеть свои изумруды».
– Вечно я сажусь на этот чертов пульт… – проворчала Ариша и задумчиво повторила: – Когда дон Педро выйдет из комы, мы будем совершенно счастливы… Мы будем совершенно счастливы, когда дон Педро выйдет из комы… Соня! Ты будешь пациенткой вместо меня! – Ариша будто вцепилась в Соню хищным коготком, и хотя вообще-то Соня была не из тех, кого можно использовать, но… почему бы и не побыть немного пациенткой классного хирурга?
– Хорошо, идем. И пусть к нам с тобой заодно пригласят психиатра… А теперь извини меня, дорогая, мне нужно надеть свои изумруды…
Клиника действительно оказалась в пяти минутах от Ари-шиного дома – в Потаповском переулке. Узкий проход между двумя особняками к салатного цвета дому начала века – двадцатого, конечно, века, простая белая дверь, на окнах первого этажа решетки. У входа три огромные липы.
Посреди вестибюля стояла девочка – облачко золотистых волос, из-под халатика фантастической белизны струились длинные ножки.
– Барби, – позвала Ариша и возбужденно прошептала: – От-Барби-тоже-секрет.
Не то чтобы Ариша не любила Барби, просто Барби была для нее вторична, – младшая сестра, на восемнадцать лет моложе. Аришины родители сами очень удивились, что Барби у них родилась. Их общей маме было всего тридцать девять – хороший по современным понятиям возраст для второго ребенка, но тогда, двадцать лет назад, Арише казалось, что родил Мафусаил. Любой намек на сексуальные отношения ее пожилых родителей казался Арише неприличным, а сама Барби была каким-то плаксивым слюнявым довеском к спокойному устоявшемуся быту. Ариша отгоняла ее от себя, придумывала ей поручения, чтобы не лезла, – вот и вся Барби.
Соня и Барби улыбались друг другу, и обе чувствовали какую-то неловкость, как бывает, когда между людьми подразумеваются какие-то близкие отношения, которых на самом деле нет и никогда не было. Соня не могла решить, поцеловать ли ей Барби и как к ней обратиться, – Барби?.. Взрослая девушка, может обидеться на детское семейное прозвище… а как ее зовут по-настоящему, Соня вдруг начисто забыла.