– Такие женщины плохо кончают, – сказала Алла Ивановна, – вспомни Анну Каренину.
Соня не хотела быть как Анна Каренина, Соня плакала и просила прощения – у мальчика, у класса, у Аллы Ивановны. Она и сама готова была встать на подоконник, только чтобы опять быть хорошей или, по крайней мере, не быть ТАКОЙ плохой, поэтому после собрания разрешила победившему мальчику делать все, что ему было приятно, – это был ее долг перед ним за то, что он стоял на подоконнике на четвертом этаже. Было больно, было много крови, и у нее, и почему-то у мальчика тоже. Брезгливую Соню тошнило, и все это вместе называлось – быть в ответе за того, кого УЖЕ приручила… Четвертый этаж все-таки.
Столько лет прошло… Алла Ивановна изумилась бы, узнав, КАК хорошо Соня ее помнит, но ведь никто не знает, какими занозами мы продолжаем жить в чьей-то памяти.
Сейчас Алле Ивановне вменили бы эмоциональное давление, мстительно думала Соня. Ей хотелось… нет, не нагрубить, а просто установить с Мышью ДРУГИЕ отношения. Например, покровительственно улыбнуться и сказать: «А, да-да, я помню, кажется, вас называли Мышь…», или презрительно отвернуться, или еще что-нибудь в этом роде. Но установление новых, непривычных отношений вместо тех, что уже когда-то были, требует душевных затрат, поэтому Соня еще немного испуганно-вежливо поулыбалась Мыши, а затем сосредоточилась и приступила к обязательным звонкам.
Звонок первый.
– Ты только не сердись сразу, я в поезде, я в Москву еду… Нет, не с первым апреля… – тоненько сказала Соня, но, вовремя спохватившись, перевела голос в нижний, драматический, регистр. – У Левки неприятности, и у Ариши тоже неприятности. Нет, у каждого свои неприятности, а не одни на всех. Не сердись. Нет, точно не с первым апреля…
И зашептала-заворожила в трубку:
– Ты меня любишь? Любишь-любишь… – тут Соня немного смешалась.
Алла Ивановна заметила, что ее бывшая ученица не удержала лицо, – такая реакция бывает у человека, который вдруг понимает, что шепчет-ворожит в пустоту.
Звонок второй.
– Валентина Даниловна, я знаете где? Не знаете? А я в поезде. В Москву еду. Нет, ничего не случилось, просто… настроение плохое. Нет, не очень рассердился, почти совсем не рассердился. Ну и черт с ним? Хорошо. Присмотрите за Антошей? Ему к понедельнику сочинение по Лермонтову задано. Лермонтов у него в левом ящике стола. Целую крепко, ваша репка.
– Избаловала ребенка. Что задано, «Герой нашего времени» или «Мцыри»? – прокомментировала Алла Ивановна. – Это твоя подруга?
– Свекровь.
Звонок третий.
– Мне пришлось срочно уехать. Не забудьте Антоше гранат почистить. У него завтра теннис не в пять, а в четыре. Все, пока.
Любопытная Мышь пошевелила носом:
– Это твоя подруга?
– Домработница.
Соня, гордясь, рассказала Алле Ивановне про своего ребенка, и Мышь, гордясь, рассказала Соне про своего ребенка.
Антоша любит животных и играет на саксофоне, то есть хочет играть. На фотографии – пухлые щеки, уплывающий взгляд.
Алеша – известный пластический хирург, играет в теннис, скоро женится, то есть Алла Ивановна хочет, чтобы он женился. На фотографии – короткая стрижка, прямой взгляд.
Несносная Мышь все говорила и говорила… Бу-бу-бу, бу-бу-бу… Алексей прекрасный хирург, Алексей бесплатно оперирует в муниципальной больнице, Алексей на свои деньги сделал детям из ожогового центра подарки к Новому году, Алексей, Алексей, Алексей…
Соня задремала, изредка встряхиваясь, как щенок, и проявляя натужный интерес: «Да что вы говорите, Алла Иванна, неужели, потрясающе, не может быть, просто замечательно… » Странно все же – у бесполой Мыши сын!.. Кто-то обнимал ее, говорил: «Мышь, любимая»… – рассеянно размышляла Соня.
…Бу-бу-бу… Она надеется, что Алексей скоро женится… Девушка из очень хорошей московской семьи… бу-бу-бу… семья замечательная, они творческие люди, интеллигентные, с положением… бу-бу-бу, бу-бу-бу…
…Когда же ты замолчишь, Мышища невыносимая, достала меня со своим Алексеем!..
– Алексея вся Москва знает…
Соня фыркнула. В Москве всегда говорят «вся Москва знает» или «вся Москва сейчас увлекается…», а в Питере никому не приходит в голову сказать «весь Питер вчера ходил в кино» или «весь Питер считает…». В Питере каждый сам по себе, а в Москве все вместе. И любая Мышь думает, что ее знакомые и знакомые знакомых и есть «вся Москва». А может быть, и правда есть эта «вся Москва»?.. Может быть, питерцы не любят москвичей, потому что они просто не умеют их готовить?..