По пути Жора прихватил в баре бутылку самого дешевого вина. В номере они разлили вино в толстые гостиничные стаканы, выпили. Говорить было не о чем, и Нине хотелось поскорее со всем покончить. «Я пойду в душ, сейчас вернусь. А ты ложись», – без всяких церемоний объявила она, уже не удивляясь своему поведению.
Когда она, завернутая в полотенце, вышла из душа, представитель мужского пола по имени Жора уже лежал в ее постели. Они допили вино. Инстинкт громко говорил Нине, что не стоит ей ложиться с этим Жорой, но из какого-то злого упрямства она легла.
Инстинкт не ошибся, ничего хорошего в этом не было. Жора был ей неприятен. Ничего похожего на давешнюю ночную пляжную любовь с Олегом – ни звезд, ни прибоя и никаких захватывающих ощущений в ее теле. Ничего. Кроме того, ее скоро почему-то стало клонить в сон, и она отключилась, даже не дождавшись конца Жориной возни.
Пробуждение было скверным. У Нины болела голова, но хуже было чувство, что она совершила какую-то серьезную ошибку, за которую ей придется платить. И она тут же убедилась в этом: ее чемодан был распахнут, вещи валялись кругом, сумочка вывернута наизнанку. Ее обокрали. Чернявый Жора с юга был гостиничным воришкой, который обирал одиноких дамочек, ищущих приключений. Что-то подсыпал ей в вино и обокрал. Он учел то, что ей нужно было уезжать, и у нее не было времени его разыскивать, поднимать скандал. Нина закрыла лицо руками и застонала от унижения и стыда.
Однако до отъезда оставался всего какой-нибудь час, и стонать было некогда. Слава Богу, Жора не забрал ее документы и билет на самолет – очевидно, хотел, чтобы она улетела. Он даже оставил ей двадцать долларов – на автобус до аэропорта.
Уже сидя в самолете, Нина никак не могла прийти в себя, была как оглушенная. Все случившееся было так на нее не похоже, не из ее жизни. «Вот уж, действительно, съездила за границу. Сменила обстановку», – подумала она и вдруг вспомнила дурацкое монисто. Жадный Жора прихватил его с собой. Почему-то мысль об этом показалась ей такой смешной, что она истерически расхохоталась на весь салон, вызвав удивленные взгляды пассажиров и озабоченность стюардессы.
Прилетев, она сразу вышла на работу, постаравшись вычеркнуть Турцию из памяти. Игоря она не встретила – тот за это время перевелся в другое подразделение компании. Видно, и ему расставание с Ниной далось не очень легко и не хотелось с ней каждый день видеться. Впрочем, Нина обнаружила, что ее это уже не так волнует – чувства притупились, все как-то отдалилось, можно было жить дальше.
Но за турецкие приключения ей предстояло заплатить еще раз. Сначала она не обращала внимания на появившиеся неприятные симптомы, но через неделю была вынуждена обратиться к врачу. Анализы подтвердили: треклятый Жора – или романтический Олег? —наградил ее неприличной болезнью. На Нину будто потолок упал. Врач успокаивал ее: «Ну что вы, дорогуша, так убиваетесь? На вас прямо лица нет. С кем не бывает? Поверьте, это пустяк, это лечится. Через две недели будете как новенькая». Нина не могла объяснить циничному балагуру-врачу, в каком ужасе она была, как противна сама себе.
Она прошла курс лечения, потом обратилась в другую, платную клинику и, хотя анализы говорили о полном выздоровлении, настояла на повторном курсе.
Теперь Нина была уверена, что уже никогда ни с одним мужчиной иметь дел не будет, на личной жизни был поставлен жирный крест. «Просто это не мое, – сказала она себе. – Сколько еще нужно доказательств? Кому-то – все эти фигли-мигли, кому-то – профессия. Мое дело – профессия, карьера».
А скоро ее захватили другие, связанные с отцом события, и ей пришлось надолго забыть о своих переживаниях.
Глава 5
Отец проработал на Симоняна два с лишним года, когда все в их компании стало быстро меняться, и не к лучшему. Симонян, прежде появлявшийся в отцовском офисе от случая к случаю, вдруг зачастил, стал копаться в отчетности, подробно расспрашивать об активах компании, состоянии дел. Потом объявил отцу: «Извини, старик, придется поджаться. Время трудное», – и распорядился распродать большую часть имущества, сохранив только самое необходимое, уволить половину сотрудников, отказаться от ряда проектов.
Отец был обескуражен. Он был убежден, что компания на подъеме, и рынок будет только расти, так что впору не экономить, а расширяться. На его вопросы Симонян отрезал: «Сказал же, время трудное!» – но потом, видя, как расстроен отец, смягчился, похлопал его по плечу, сказал ободряюще: «Не бери в голову. Все образуется». Но отец оставался в крайнем расстройстве и недоумении.
Спустя некоторое время Симонян оформил на компанию крупную банковскую ссуду и тут же перевел средства на какой-то другой свой счет. Отцу он ничего не объяснил, сказал только, что вернет деньги в компанию, как только сможет. Потом взял еще одну ссуду и еще одну. Объем задолженности превысил критическую величину: с тем урезанным бизнесом, который оставался у предприятия, оно уже было не в состоянии погасить долги, замаячило банкротство. В банке это заметили, и когда Симонян явился туда за очередной ссудой, ему отказали и заставили подписать протокол об ускоренном погашении накопленного долга.