Возбудив самого себя своими прожектами, Кирилл восклицал: «А теперь – работать, работать! Время не ждет!» – выпроваживал своих сотрудников и сам хватался за конкретные дела, вникал в мелочи и всех тормошил.
Период активности заканчивался очередным вызовом Кирилла к руководству банка. Сверху Кирилл приходил убитым. Его воздушные замки рушились при столкновении с грубой действительностью. Руководство, не отличавшее дебета от кредита и не способное обойтись без мата в разговоре, сообщало Кириллу свое видение проблем. Указания, которые получал Кирилл, не отличались разнообразием: обычно ему велели списать, по неизвестным причинам, долги какой-нибудь фирме, «отмыть» крупные суммы наличности или принять в свой штат финансистом-консультантом очередную уголовную рожу.
После визитов «наверх» Кирилл впадал в апатию, пускал дела на самотек и сидел у себя в кабинете, не глядя подписывая бумаги, которые ему приносили.
Нина стала для него «жилеткой», в которую он мог поплакаться. Сначала Нина беспокоилась, уж не имеет ли Кирилл на нее виды как мужчина. Такого рода интерес начальника мог перечеркнуть ее планы. К счастью, скоро выяснилось, что для беспокойства нет причин, – Кирилл был женат и обожал свою жену. У него на столе стояла ее фотография в рамочке. Жена была худая, угловатая, с хищным выражением лица – на взгляд Нины, малопривлекательная особа, но, хвала небесам, сам Кирилл был иного мнения.
Кроме них с Кириллом, единственным профессионалом-финансистом в отделе был Игнатий Савельевич, мужчина пенсионного возраста. Когда-то, в прежнее время, он сам заведовал отделом в одном из центральных государственных банков. Он знал все на свете – и по профессии, и вне ее. Как-то за чаем он рассказал Нине, что один из нынешних вице-премьеров федерального правительства некогда служил под его началом. «Нина, вы знаете, что такое дислексия? Это паталогическая неспособность складывать из букв слова. То есть, попросту, человек не может читать. Так вот, у него дислексия в тяжелой форме. Вы спросите, как мог работать в банке человек, не умеющий читать? А я спрошу: как он сейчас работает вице-премьером?»
Игнатий Савельевич посмеивался: «Да что дислексия! Это ерунда. Я знаю вещи похлеще – кто из правительства что приватизировал, и на какие зарубежные счета переводились миллиарды. Не всё, конечно, знаю, но многое. Если бы я хотел красиво умереть, мне достаточно было бы одну сотую из этого выдать в прессу. Но я хочу еще пожить, поэтому ничего не выдам».
Нина спрашивала: «Игнатий Савельевич, а почему вы ничего не приватизировали? Почему у них миллиарды, а вам, уже на пенсии, приходится работать?» «Потому что я дурак», – отвечал Игнатий Савельевич. «Нет, – возражала Нина. – Вы не дурак, а честный, порядочный человек». «Это то же самое», – смеялся старый финансист.
До прихода Нины Игнатий Савельевич был в отделе главной силой во всем, что требовало приложения знаний и интеллекта. Когда появилась Нина, он, с первых слов оценив ее возможности, стал, не стесняясь, спихивать на нее работу. Но и в долгу не оставался – в качестве платы учил Нину многим тонкостям и хитростям профессии.
От Игнатия Савельевича к Нине попало досье отцовской компании. Теперь она в банке курировала этого заемщика и ежеквартально получала от него отчет об операциях. Судя по отчетам, дела в компании шли в целом благополучно.
Проработав в отделе с полгода, Нина уже стала неофициально его ведущим сотрудником. Теперь со всеми сложными вопросами обращались к ней. Игнатий Савельевич не ревновал к ее успехам, а Кирилл был счастлив, что у него есть такой кадр. Положение самой Нины в этом «гадючнике», как назвал его покойный Миша Пермяк, было, как ни странно, вполне сносным – ее устраивала и работа, и нелепая, путаная обстановка в отделе, благодаря которой она получила большую самостоятельность.
Примерно раз в месяц Нина бывала у отца дома. Лидия Григорьевна радовалась ее приходам, готовила особый ужин. Эти вечера втроем проходили мирно, все старались быть любезными, не касаться больных тем. О своей работе отец не говорил, на вопросы отвечал: «Все нормально, нечего рассказывать». Нина, так и не сообщившая ему о переходе в банк, тоже не могла распространяться о своей работе и отделывалась такой же отговоркой: «Все нормально». Выходило, что обсуждали в основном кулинарные новинки Лидии Григорьевны и театральные постановки, которые они с отцом снова стали посещать.
О делах отца Нина больше узнавала от Лидии Григорьевны. Улучив момент, та сообщала Нине главное: в компании тихо, никакие бандиты больше не наведывались. Отец работает, пить перестал.