После беседы с Ариадной Петровной Нина успела доложить о своем дерзком плане Самсонову. С первых слов она поняла, что ее начальница ничего ему об этом не говорила. Нина заранее решила, что будет излагать дело буднично, как будто речь идет всего лишь об очередном техническом аспекте.
Самсонов поначалу перебивал ее, задавал вопросы, потом умолк. Стул под ним перестал скрипеть. Подпирая голову кулаком, директор в каменной неподвижности выслушал все до конца.
Дослушав, он сказал: «Не понял. Давайте сначала, помедленнее».
Выслушав еще раз, он произнес: «Черт!» – и стал барабанить пальцами по столу. Потом спросил:
– А Ариадна это видела?
– Да, – сказала Нина. – Ариадна Петровна помогла мне уточнить некоторые пункты.
Самсонов помолчал в задумчивости, потом сказал:
– Вот что, Нина. Давайте еще раз сначала, только теперь я буду спрашивать.
И он спрашивал, цеплялся чуть не к каждому слову. «А это что? Эта цифра что значит? А эта оценка откуда? Почему здесь график задирается вверх?..»
Это продолжалось не один час. Нина не чувствовала усталости, она была слишком возбуждена происходящим, близостью Самсонова, собственной смелостью.
– Ладно, кажется, я понял, – сказал наконец Павел Михайлович. – Ох, смотрите-ка, уже темно…
Только теперь он позволил себе расправить плечи и потянуться. Но выражение каменной сосредоточенности его не покинуло.
– Вот что, Нина. Скопируйте мне все это на флешку.
Нина скопировала. Материалов было так много, что копирование заняло некоторое время.
Самсонов забрал флешку и спрятал ее во внутренний карман пиджака.
– А теперь сотрите все у себя на эту тему.
Нина опешила.
– Вы слышите? – повторил Самсонов. – Сотрите и убедитесь, что не осталось никаких резервных копий. Сделайте это прямо сейчас, при мне.
Обескураженная, Нина подчинилась.
– Не обсуждайте этого ни с кем, даже с Ариадной Петровной, вы меня поняли? – сказал Самсонов с нажимом, но, заметив выражение лица Нины, добавил: – Не обижайтесь, так надо. Вы даже не представляете, какая тут вокруг этого дела каша заваривается. Ну, вам это и не нужно.
«И это все?» – подумала Нина. Она ждала, что Павел Михайлович как-то отметит ее работу. Но тот умолк и минуту безмолствовал.
«Ну же, чурбан ты мой милый, похвали меня, скажи, что я молодец!» – мысленно понукала его Нина.
Вдруг он накрыл ее узкую руку своей огромной жесткой ладонью.
– Знаете, я не мастер говорить красивые слова, но… спасибо вам, Нина. Я еще кое с кем посоветуюсь, но, похоже, ваша идея может сработать. Если сработает, то… Очень может быть, что вы меня спасли. Я этого не забуду.
Он сжал ее руку и улыбнулся, глядя в упор своими серыми глазами. Потом кивнул, сказал: «Ну, ладно», и вышел.
У Нины горели щеки. Ради того, чтобы этот мужчина держал ее руку в своей, она была готова придумать еще дюжину финансовых схем.
На некоторое время Нине пришлось переехать в приемную директора. Приближалась дата заседания правления «Градбанка», необходимо было подготовить множество бумаг. К этому подключилось множество сотрудников, и Нина тоже была мобилизована.
Нину посадили за стол к Кларе Федоровне, которой нужно было помочь с финансовыми документами. Бумаг была целая гора. Впервые увидев вблизи, как работает Клара Федоровна, Нина изумилась: это действительно была великая секретарша. Ее пальцы порхали по клавиатуре с немыслимой скоростью, она все держала в памяти и никогда не ошибалась. Получив стопку разрозненных листков, испещренных рукописными правками, она через минуты производила на свет окончательный документ, полностью исправленный и отформатированный.
Нина присоединилась к ней и заразилась этим темпом, ушла в работу с головой, почти не замечая того, что происходило в приемной. Тем временем к директору шла нескончаемая вереница посетителей. Некоторых Самсонов выходил встретить сам, а потом провожал до дверей; других впускала и выпроваживала Марина.
Нина впервые увидела, каким разным может быть Самсонов с людьми. С кем-то он был бесцеремонным до грубости, с кем-то деловым и формальным, с кем-то подчеркнуто почтительным, с кем-то простым и свойским. Из его кабинета порой доносился смех, а порой – разговоры на повышенных тонах, доходящие до брани.
Самсонов не был дипломатом и хитрецом, он был бойцом, но битва, которую он вел, требовала дипломатии и хитрости, поэтому он лавировал изо всех сил. Как говорится, на войне, как на войне. Приближалась дата заседания правления, и Самсонов с утра до вечера был занят тем, что обрабатывал нужных людей, сплачивал ряды своих сторонников.