Клара Федоровна что-то пробормотала.
– Что? Говори громче!
– М-мне было стыдно…
– А теперь тебе не стыдно?! Скажи, не стыдно?
Клара Федоровна издала какой-то квакающий звук и опять что-то пробормотала.
– Что? Не слышу!
– М-можно открыть окно?.. Не могу дышать…
Павел Михайлович шагнул к окну, одним рывком растворил его.
Когда он обернулся, Клара Федоровна оказалась рядом с ним. За одну секунду она вскочила с кресла, метнулась к окну и взобралась на подоконник.
У Самсонова была плохая реакция, но он успел ухватить женщину за руку, когда та шагнула с подоконника наружу, в пространство. Самсонов поймал ее за вторую руку и втащил обратно. Здесь вместе со своей секретаршей он повалился на пол кабинета.
Клара Федоровна колотилась в судорогах, издавая нечеловеческие звуки. Глаза ее бешено закатились, изо рта шла пена.
Самсонов сидел рядом с ней на полу. Он приподнял голову обезумевшей женщины, пристроил к себе на колено, широкой ладонью погладил по волосам.
– Клара, Клара, какая же ты дура…
Только теперь Самсонов заметил Нину.
– Нина, вы что здесь делаете?
– Я… Мне нужно было с вами обсудить один вопрос.
Лицо Самсонова было искажено страданием. Он только махнул рукой:
– Не сейчас! Видите, что тут творится…
Синицын шагнул к Нине и, взяв за локоть, выпроводил ее из кабинета.
– Синицын! Скорую, срочно! – крикнул ему вслед Самсонов. Потом, через секунду, донеслось: – Не надо скорой. Я сам ее отвезу.
Выведя Нину из приемной, Синицын сказал:
– Нина Евгеньевна, думаю, вы понимаете: то, что вы здесь увидели, нужно забыть. Никому ни слова.
– Я понимаю, – пробормотала Нина, хотя была совершенно обескуражена и не могла осознать увиденную сцену. Она понимала только, что произошло что-то ужасное.
– Отправляйтесь домой и не появляйтесь в банке до особых указаний, – сказал Синицын. – Но из города не уезжайте, вы можете понадобиться.
– Да-да… Я сейчас, только заберу свои вещи.
Она поспешила в свою комнату. У нее была всего минута на размышления. Очевидно, соваться к Самсонову со своими новыми предложениями было в этот момент невозможно. Но другого шанса передать их ему не предвиделось.
Нина схватила флешку, торопливо воткнула ее в компьютер. Она уже не могла изложить Самсонову объемную картину, худший и лучший варианты с комментариями. Оставалось только передать список того, что, по ее мнению, было абсолютно необходимо сделать. Передать – и надеяться, что Самсонов еще найдет возможность с ней поговорить.
Нина отметила курсором «План В» и нажала «Копировать».
Выдернув флешку, она схватила листок бумаги и написала: «Павел Михайлович! Необходимо внести изменения в проект. Очень прошу вас выслушать меня, я все объясню. Нина».
С флешкой и запиской Нина поспешила обратно, к приемной.
У дверей она натолкнулась на Синицына.
– Геннадий Викторович, мне необходимо увидеть Павла Михайловича на одну секунду. Это крайне важно, от этого зависит судьба проекта!
– Павел Михайлович уехал.
У Нины опустилось сердце.
– А… А когда он будет?
– Это мне не известно. Может быть, только в понедельник.
Нина была в отчаянье.
– Ну, тогда… Вы, ведь, наверно, увидите его? Вы можете передать ему это?
Нина протянула флешку и сложенный листок бумаги.
Синицын взял то и другое и, не выказав интереса, сунул в карман.
– Нина Евгеньевна, я, кажется, просил вас покинуть банк?
– Да-да, я ухожу.
И Нина ушла. Она не знала, что еще она могла предпринять. Оставалось надеяться на чудо: что Синицын не забудет передать ее материал Самсонову, что тот не отмахнется, а вызовет ее для разговора, что ей удастся его убедить…
На чудо оставалось два дня: суббота и воскресенье.
Глава 8
В субботу Нина встала поздно, проспав часов двенадцать тяжелым сном без сновидений. Она чувствовала себя разбитой и опустошенной.
Подойдя к окну, она увидела, что солнце уже высоко. Погода была прекрасная, природа решила подарить людям бабье лето.
На карнизе сидел знакомый голубь. Он покосился на Нину одним глазом.
«Ну, что – спасла мир?» – как бы спросил он.
«Нет, куда мне», – мысленно ответила Нина.
«А мужчину своего спасла?» – спросил голубь.
Нина вздохнула. Она не знала, что ответить. Она сделала все что могла, но, скорее всего, этого было мало. Шансов на то, что ее запоздалые прозрения помогут любимому, почти не было.
«А кричала-то как! Весь двор переполошила», – с укором сказал голубь.
Он отвернулся и слетел с карниза. Нина с ее переживаниями была ему неинтересна.