Умные же девочки подобных излишеств в одежде себе обычно не позволяют и больше ценят стильную функциональность, к тому же жалуются, что оценивающие (вот он, рынок!) взгляды наших школьных «мачо», так радующие девочек обычных, этих унижают и травмируют. А раз уж появилось в этом тексте слово «травма», попробую экстраполировать процесс гендерной идентификации умных девочек в будущее время и выйти за рамки подросткового возраста.
С этой проблемой я обошла многих своих знакомых («умных женщин», которые когда-то, естественно, были «умными девочками»). Для большинства из них расспросы на эту тему оказались крайне болезненными — им легче было говорить о семейных неурядицах, неверных возлюбленных и отбившихся от рук детях, нежели о трудностях гендерной идентификации. Некоторые даже признались, что принадлежность к «третьему полу» — главная травма юности, так или иначе определившая их дальнейшую жизнь. Тут начался просто настоящий «Театр. doc»! Выплеснувшихся на меня эмоций хватило бы не на одну пьесу. Интересно, что почти все опрошенные никогда не пытались осмыслить то, что с ними происходит, как явление социальное, объясняя все лишь своей личной «ненормальностью». Я еще раз убедилась, что ощущать себя лицом «третьего пола», не принятого двумя другими, — это особое дискомфортное состояние. Замечу при этом, что формально все они были членами каких-либо компаний, и внешне их статус выглядел достаточно благополучно. Однако внутреннее отчуждение от сверстников было настолько травмирующим, что у некоторых возникало чувство вины, с годами так и не прошедшее. (Один неглупый студент на мой вопрос, как он относится к умным девочкам, вообще страшно изумился: а зачем нам такие нужны?) Впрочем, все однозначно дали ответ на вопрос: как им приходилось с этим жить, как это удавалось преодолеть? Вариантов не было — притворяться глупой (в один голос!). Везде — дома, на работе, в компании. И еще советовали: не трогай эту тему — заплюют!
Не здесь ли причина того, что умные девочки, не понимающие пока, что с ними собственно, происходит, нередко находятся в состоянии фрустрации и зачастую слывут «трудными подростками», гораздо более трудными, чем обычные девочки и мальчики. Эпатажное поведение, уходы из дома, конфликт со всем светом, переход в экстернат, депрессии — вот классический набор. Но когда школьные психологи разбираются с проблемой девиантного поведения той или иной «маленькой разбойницы», они почему-то никогда не рассматривают в качестве причины подросткового стресса именно трудности с гендерной идентификацией. Имея какое-никакое психологическое образование и роясь в такого рода литературе, я никогда не встречала даже признаков подобного подхода.
Известный факт — если в языке нет какого-то понятия, оно не осознается. Пиво «Клинское» и прокладки с крылышками стали элементами описания этого мира, а проблемы умных девочек не стали. Гендерология пытается сформировать свой понятийный аппарат, но ему еще далеко до того, чтобы им можно было оперировать.
Видимо, поэтому любая апелляция к гендерному дискурсу воспринимается в нашем обществе как неловкость говорящего (вроде пролитого на скатерть супа) и вызывает ироническую усмешку. Ну не принято об этом! Секс с экрана — принято, «Тату» — принято, а это — ни-ни! Еще и феминисткой обзовут.
Возможно, поэтому наш литературный клуб временами превращается в своего рода тренинг самоидентификации, поиск будущего рисунка жизни. А литература тут почти ни при чем.