— Ах, смотрите! Это же Купидон летит!
Парные создания закопошились, забегали и начали делать все возможное, чтобы попасться на глаза Купидону. Тут-то мы рванули на полной скорости. На этот раз нам удалось вырваться, ибо создания были заняты только несуществующим Купидоном. Мы бежали все дальше и дальше, пока не выдохлись. Оглядевшись по сторонам, мы поняли, что провидение привело нас прямо к порогу моего дома. Мы распрощались и пошли спать. Больше мы с другом не ходим в этот парк.
Собираясь под вывеской литстудии, они хотят разговаривать о вещах, о которых больше говорить не с кем. Невозможность содержательных разговоров — основная причина их разочарования в прочих подростках. Они держатся стайкой — это помогает им сформировать свою референтную группу, — но еще не знают, что найти настоящую подругу, способную адекватно тебя понять, можно только внутри этой группы, и это настоящее счастье, о котором потом вспоминают женщины не самого юного возраста, потому что в конце концов оказывается — эти отношения были радостнее и гармоничнее мучительно не складывающихся отношений с противоположным полом, никогда не свободных от гендерных паттернов подсознания.
Куда умным девочкам деваться дальше? Современная культура как бы табуирует истинную умную женственность. У них есть два варианта — усвоение мужских стереотипов и ценностей или попытка сохранить свою самоидентичность, стать реальной женщиной, без навязанных чужих образцов.
Первый путь дает возможность реализации в качестве бизнесвумен, женщинполитиков или фаллогоцентричных литературных критикесс. У таких есть шанс достигнуть успеха в мужском мире. Они заранее выбирают напор и агрессивность как осознанную стратегию и становятся тем, что по-простому называется стервой. (Целую коллекцию психологических пособий на тему «Как быть стервой» я с удивлением обнаружила в большом книжном магазине.) Вторые, при всем своем уме, не могут отказаться от своей женской сути, такой неагрессивной, а посему выбор между «быть» и «иметь» делают в пользу «быть». И тут возможен весь спектр — от умных домохозяек, ушедших в заботы о семье (что тоже чревато неврозом!), до не очень-то социально успешных маргинальных профессорш и поэтесс.
Пока полоролевой стереотип общества будет все навязчивей предлагать женщине роль инфантильной куклы, умным девочкам будет все более некомфортно в таком мире. (Инфантильная-то инфантильная, а своего не упустит — нам ведь все уши прожужжали, что «лучшие друзья девушек — это бриллианты». Но бесплатный сыр бывает только в мышеловке — вот и сиди голая на морозе.) При этом никто не отменял трескучую риторику о том, что гендерные роли сближаются, что в цивилизованных странах у женщины возрастает число возможностей, равных мужским. Хотя проблему все-таки осторожно формулируют — не случайно же появляются термины «гендерквир», «гендерная некомфортность», «гендерная дисфория» и тому подобные, хотя чаще всего в связи лишь с трансгендерным переходом.
А я говорю вовсе не о переходе, а о том, что ролевые стандарты не только разводят мальчиков и девочек в разные стороны, но и уводят от собственной идентичности.
Это всегда происходило, но во времена победы гламура — особенно жестко.
— Ну, может, вы не правы? — спросила я своих девочек. — Не одни же вы умные.
Вон Миша среди вас присутствует.
Ответом был искренний хохот: «Миша — тоже умная девочка!»
P. S. Закончить, что ли, характерной цитатой: «…если в женщине видеть человека, да еще себе равного, то никакой половой акт в принципе невозможен» (Сергей Боровиков, «Новый мир», 2004, № 12. С. 139)? Может, в этом все дело?