Солнце было уже высоко, а он все спал; видит отец, что сын не возвращается, стал тревожиться, не случилось ли чего, и отправился посмотреть; пришел он туда, и каково же было его удивление и огорчение, когда нашел он сына спящим, а клевер — вытоптанным, да так, что больно было на него глядеть. Словно скакали по нему кони святого Теодора.
Как увидел бедняга такую беду, обрушился он на сына так, что у того от брани и от побоев ушла душа в пятки.
— Ах ты, бездельник, ах ты, сонная тетеря, так вот как на тебя надеяться? Ты взгляни только на клевер, это так-то ты его охраняешь? Беда мне с вами горькая, мало я мыкался, пока растил вас, так теперь, когда думал, что вы мне помощники, вот какая от вас помощь; не можешь ты и одной ночи не поспать, покараулить, лодырь несчастный! — выговаривал ему отец.
На следующую ночь послал он второго сына, на третью — третьего, и так по очереди всех детей; но только здесь не обошлось без ворожбы: ни один из них не мог прокараулить ночь напролет; к утру они засыпали — тут и приводил черт того самого, кто портил клевер. Сердился отец на сыновей, ругал их ругательски, да только все напрасно: они и сами хотели бы бодрствовать, но сон подкрадывался к ним, как разбойник, и одолевал их. Не было никакой силы-моченьки сторожить всю ночь напролет.
Вот дошла очередь и до Петру. Вылез он из своего запечного угла, подошел к матери и говорит:
— Слышь, матушка? Замеси-ка мне лепешку из пепла, и вот увидишь, как посмеюсь я над своими братьями, даром что они такие кичливые да ученые!
— Помолчи, дурак! — рассердился отец. — Какой нечистый будет ночью есть угли да пепел? Или думаешь, что ты лучше своих братьев?
— Отец, я обещаю устеречь клевер, дозволь ты мне только покараулить хоть одну ночку.
— Ладно! — говорит отец. — Только знай: коли не найдешь мне того, кто топчет клевер, не придется тебе больше есть угли из печи, слышал? Да не подумай, что я шучу, — сыт я вами по горло.
Сделала ему мать лепешку из пепла, положил ее Петру-Пепел (так дразнили его люди) в котомку и, когда зашло солнце, отправился в поле.
Прокараулил он всю ночь; когда же начал заниматься день, подул теплый, дурманящий ветер, коснулся его ресниц и чуть было не усыпил его. Но Петру-Пепел не сдавался; понял он, что нет больше его сил, побрел к колючей изгороди, сорвал несколько колючек и положил их около себя; едва начнет клевать носом, как уколет себя колючкой, сон от него и бежит.
Только стало время приближаться к утру, на рассвете спустились в сад три коня, что три горы, и принялись резвиться на клевере. Петру-Пепел изловчился и поймал всех трех. А были эти кони фей, из ноздрей у них вырывался сладостный, теплый ветер, который усыплял любого; но были они заколдованы: стоило на них посмотреть, становились они кроткими, словно овечки, и тут бери их голыми руками. Вот поймал их Петру и хотел увести домой к своему отцу, а кони ему и говорят:
— Будь добр, отпусти ты нас, очень уж мы замешкались, да и делать тебе с нами нечего, потому что мы не простые кони; а если ты нас освободишь, мы тебе когда-нибудь очень пригодимся.
Петру согласился, отпустил их подобру-поздорову, и тогда один из коней дал ему уздечку медную, другой — серебряную, третий — золотую, и молвили они ему так:
— Коли мы тебе понадобимся, Петру, коли случится у тебя какое-нибудь горе, тряхни уздечками, и мы мигом явимся и тебе поможем. Только ты никому ничего про нас не рассказывай.
И кони вмиг исчезли, точно наваждение, а Петру взял уздечки, спрятал их за пазуху и воротился домой.
Отцу же сказал, чтобы тот больше не тревожился, что с того дня клевер его будет в целости.
И снова сел Петру в свой запечный угол, а братья продолжали трудиться; так как они были прилежными, то и пошло у них все на лад, и нажили они кой-какое добро.
В те времена разлетелась по стране весть, что царь, чуя приближение смерти, ищет жениха для своей дочери и что откажет ему трон и все царство. Был отдан приказ, чтобы собрались в стольном городе все юноши, а там царевна сама выберет из них себе жениха. Царская дочь будет восседать в назначенном месте с короной в руке, а все юноши должны проскакать мимо, и тот из них, кто сможет три раза подряд выбить саблей из ее рук корону, тот и будет царским зятем.
А в те времена был такой порядок, что брали женихов не по чинам, как теперь, а каждый бедняк мог стать царю зятем, коли сам он и его подвиги придутся по вкусу царской дочери. Потом что тогда, не как теперь, ценили человека за смекалку, ловкость и храбрость, а не за богатства, чины да имения. Потому и призвал царь не только королевичей да царевичей, но и крестьянских сыновей, чтобы прибыли они все на праздник и могла б его дочь выбрать из них самого достойного.
И съехались туда, мама родная, — как на большую ярмарку, — юноши со всего света: сыновья царей, королей, принцев, господ и крестьян, и наряжены они были один другого краше, а кони под ними были один другого резвее — такие резвые, будто дышали огнем-пламенем. Да не мудрено, что многие искали руки этой девушки, потому что была она так прекрасна, что не вздумать, не взгадать, только в сказке сказать, да и владела она огромным царством и богатствами несчетными и была единственной дочкой у родителей.
Услыхал про это Петру-Пепел, и что же он надумал? Вылез из своего угла и тоже отправился, мил человек, показать свою доблесть перед царской дочерью и завоевать ее сердце. Чем черт не шутит; никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь; самая грязная свинья иной раз сожрет лучшую грушу.
Увидал он, что все его братья поехали туда, а его не позвали, не стал долго раздумывать, пошел на край деревни, вынул медную уздечку, тряхнул ею три раза, и явился к нему конь красный, как медь огненная, резвый, как арабский скакун, и сказал Петру-Пеплу:
— Что тебе угодно, повелитель?
— Вези меня к царской дочери да сделай так, чтобы пронесся я перед нею как молния, выбил из ее рук корону и добыл бы ее руку.
— Хорошо, повелитель, но прежде всего облачись ты в одежды, какие я тебе привез, и опоясайся саблей, а остальное — уж моя забота.
И облачился Петру-Пепел в одежды, какие конь ему привез, опоясался саблей и стал совсем неузнаваем — даже брат родной и то не признал бы. Сверкали те одежды, сабля и шпоры, словно языки пламени, переливались багряной медью, а лицо его светилось, как лучи заходящего солнца. Вот каким он стал, и конь горделиво принес его в город, к другим юношам. Да, забыл рассказать, что, когда Петру-Пепел ехал на своем коне к городу, увидел он своих братьев: тележка их завязла в болоте, и бедные лошади никак не могли ее оттуда вытащить. Он как завидел их — сразу узнал, а они его увидели — сняли шапки, подумали: это, должно быть, царевич — такой он был и видный и разодетый.
— Что, Павел, Иоан, Гицэ, Данилэ и Еремие, не могут Лила с Фани вытащить вас из грязи? — спросил Петру братьев.
— Нет, твое величество, — ответили они, удивляясь, откуда он знает, как их зовут, — не могут нас лошади вывезти: слабые они и усталые.
— Почему не взяли вы брата вашего, Петру, он бы подтолкнул тележку и вытащил бы вас из грязи?
— Ну его к богу, твое величество, недостоин он и того, чтобы имя его поминать.
— Вы так думаете? Так знайте, что Петру-Пепел вытащит вас из болота.
Дунул его конь и подтолкнул тележку братьев вместе с их лошадьми на три версты вперед.
Подивились братья на слова незнакомца — по речам было похоже, что это Петру-Пепел, но разве могло такое случиться? Они знали, что остался он дома в своем углу, да и откуда ему взять такую одежду и такого коня? Не мог это быть Петру, их брат, не мог, и все тут.
Так говорили между собой братья, а Петру тем временем прибыл в царский стольный город много их раньше.
Людей там было из разных сторон — видимо-невидимо. Как Петру прибыл, все уставились на него и ну спрашивать: какого царя это сын? Одни говорили, что Красного царя, другие, что Зеленого, третьи — Желтого; а королевские сыновья смотрели на него со злобой, потому что незнакомец был всех виднее и краше и приехал он отнять у них счастье. Вдруг затрубили трубы, и началась потеха.