Авилов решил не нарываться на полковничий гнев и промолчал.
— Черт сладит с бабой, когда ей что-нибудь втемяшится, — продолжал полковник.
— Скажите только, где Ирина, Юрий Максимович.
— В круизе, — скривился полковник. — Сказано уже.
Авилов вышел и закрыл за собой дверь. Похоже, поиски были закончены. Полковник знал, где Ирина, но новость оказалась едва ли не хуже страхов, которые мучили до этого.
Глава 23
Новая жизнь
Клементина стояла у окна, в сумерках смотрела на сугроб, на ворону, одиноко каркавшую на голой ветке, и комкала в руке письмо. Ворона привлекла ее внимание.
— Я та, что весело раскачивает ветки на ветру. Раскачивает ветки на ветру, — повторила она и посмотрела на измятое письмо.
Ты когда-нибудь, обратилась она к письму, напишешь правду или нет, хроническая ты врунья? Сколько я с тобой вожусь? Мы росли в одном дворе, и три четверти твоих историй были враньем. Теперь мы едва достигли соотношения два на два. На это ушло десять лет. Еще десять лет, и все будет в порядке, дорогая, я тебя вылечу от этого! Ведь ты врешь самой себе. И уже сама жизнь дает тебе знаки-предупрежденья — перестань, прекрати, но это сильней тебя, да? Не хочешь знать о себе правды, обожаешь себя, не хочешь ничего менять? Гобелен с самоваром спрятала: не надо зеркала, уберите! Что должно произойти, чтобы ты изменилась? Катастрофа? Но ты, как ванька-встанька, вскочишь на ноги, а окажутся виноваты все, кроме тебя. И разве ты не пишешь мне именно те слова, которые я мечтаю прочитать? Да, точно так, как это делает Павел Иванович. Ты упрямая, а я упорная, ты сильная, а я мужественная, ты хитрая, но я умная. Неужели инстинкты сильней разума? Невозможно. Это мое личное сражение, пусть даже длиною в жизнь.
— Держись, подлая врунья! — пробормотала она, весело раскачивая ветку на ветру.
В дверь позвонили, и снова как тень возник спутник из поезда. Клементина решила, что пора ставить точку в этой поездке. Тем более что день был днем решений. Все утро во дворе гомонили птицы. Две стаи синиц на кустах, стая ворон на тополе.
— Проходи, — предложила она. — Чай будешь? — Он обрадованно кивнул и вынул из-за спины коробку с тортом. — Какой ты предусмотрительный, наверное, боишься меня? — Он опять кивнул. — Я буду разговаривать, а ты только кивать? Не пройдет.
Лев перестал кивать, по-видимому, обиделся и молча присел на кухонном табурете, потирая озябшие руки.
— Ты не за ту меня принимаешь, — начала нотацию Клементина. — У меня скверный и даже злой нрав. Как у многих калек, ты понимаешь, о чем я. Если ко мне относиться так, как ты, ничего хорошего не выйдет, я буду капризничать. А спорить со мной, ставить меня на место ты не рискнешь из жалости.
— Сама не за того меня принимаешь, — отреагировал гость.
— Я та, которая берется всех перевоспитывать.
— Не получится, — он покрутил головой.
— Ты явился, чтобы меня жалеть?
— Меня бы кто пожалел. Ты за всю дорогу даже не спросила, что у меня с лицом.
— Лицо как лицо.
— Ну ты даешь! — изумился Лев.
— Не каждому такое лицо достается. Но это не повод, чтобы носиться с ним, как с орденом. Скажи, что ты за мной ходишь, что тебе нужно?
— Я и пришел узнать у тебя, что я за тобой хожу? Увязался и хожу. Что мне нужно? Ты все знаешь, так скажи.
— Может, тебе нужен доктор, голову подлечить?
— Меня все время проверяют — здоров. Голова тоже.
— И ум в ней есть?
— Не знаю, это не проверяли. — Лев был непробиваем.
— Ну хорошо, оставайся, пока меня не разозлишь.
— Я не собирался здесь оставаться, — осторожно заметил Лев.
— А что ты собирался?
— С собой позвать.
— У меня работа.
— Хорошо, закончишь и поедем.
— Куда? И что я там буду делать?
Лев огляделся:
— То же самое. Нитки плести. Это везде можно делать. У меня есть мастерская, будешь там плести.
— Ты мне предлагаешь вместе жить?
— Не знаю. Ты же говоришь, что злая, может не получиться. Но надо попробовать, вдруг пугаешь. Я — тот, кто своего добивается.
— Наконец-то тот, кто своего добивается, встретил ту, от которой ничего не добьется. — Клементина усмехнулась.
— А это что? — Лев показал на кастрюлю в центре стола. В кастрюле плавал кораблик из коры под бумажным парусом, заштрихованным черным фломастером.
— Покажу, садись.
Она зажгла верхний свет, они сели напротив, Клементина уставилась на кораблик, подперев руками щеки. Взгляд ее сосредоточился на парусе. Парус дрогнул, повернулся подветренной стороной и поплыл, повинуясь взгляду. Лева смотрел на Клементину, прямо в ее зрачки, превратившиеся в маленькие точки, словно острые камни на речном дне. Потом он перевел взгляд на парусник, и тот, что-то почувствовав, остановился, покрутился в нерешительности, двинулся влево, потом вправо.
— Ты мешаешь, — сообщила Клементина. — Сбил его с курса. Попробуй один. — Она опустила взгляд, и кораблик встал.
— А что я должен делать?
— Ничего. Просто смотри на него и двигай.
Лева уставился на парус, тот, дрогнув, завертелся. Его крутило, как в воронке.
— Ну и ну, — удивилась Клементина. — Сильно.
Ободренный Лева вытаращил глаза, парусник перестал вертеться и решительно двинулся к берегу Клементины, затем, постояв у края, поплыл обратно и продолжал курсировать от берега к берегу. Девушка улыбнулась и навела на парус сосредоточенный взгляд. Тот встал, точно не мог сдвинуться с места. Они держали его взглядами с противоположных сторон. Оба делали заметные усилия, Клементина побледнела, а Лев покраснел, но никто не мог сдвинуть корабль с места.
— Ничья, — сообщила Клементина. — Силы равны.
— Ты тренировалась, — обиделся Лева.
Она в ответ рассмеялась:
— Это не мышцы качать. Что есть, то есть. А чего нет, того и не будет.
— Надо попробовать, — решил Лева. — А ты веселая, — заметил он. — Давай сходим в ресторан, как раз полдесятого. Казалась грустной, а на самом деле веселая.
— Платья нет.
— Тебе не надо платья. Что-нибудь простое, чтобы шея и руки были открыты и все. И так красивая.
— Это я только с тобой.
— Со мной? — удивился Лев.
— Да. Ты мне понравился в поезде. Я за тобой увязалась, а ты подумал, что это ты ко мне прилип.
— Удачно сложилось, — порадовался Лева. — Редко бывает.
— Я подумала, что это очень мужественный тип: разгуливает как ни в чем не бывало с таким лицом и с девицами знакомится напропалую.
— А! Так ты запала на рожу. Это не мое лицо. Покажу тебе настоящее. — Он полез в бумажник за фотографией и выложил ее на стол.
Клементина задумалась:
— Интересно, какая я настоящая?
— Сейчас все исправляют, были бы деньги…
— А меня надо исправлять?
— По мне дак нет, но вдруг ты хочешь?
— Да вот даже не знаю, надо ли нам себя исправлять.
— Я бы хотел быть прежним.
— А я себя прежней не помню… — Клементина вновь задумалась. — Сколько помню, всегда была такая.
— Но если тебе так нормально, то не надо.
— А другие?
— На…плевать.
— Лихо. Хочешь, покажу тебе, что я плету из ниток.
Она открыла кладовку и принялась ставить на кресло свои работы, и Лев разглядывал то, что показывала Клементина.
— Ты тут маху дала. Тут блестящая нитка не нужна. А это что за синяя тень, как у покойника? — Лева принялся разбираться с гобеленами не на шутку и судил беспощадно. Они не заметили, как наступила ночь. Лева все критиковал, Клементина спорила и объясняла, пока он не заявил, что хочет есть и спать.
— Идем в ресторан? — позвал он.
— А может, тут что-нибудь приготовить?
— Продуктов нет. В холодильнике пусто, — приуныл Лева.
— Откуда ты знаешь?
— По звуку.