Как воздух тонущему и младенцу ласка –
Чтоб одарить — прозреньем одари
Глаза, Господь,
От пыли оботри
Хотя б слезой — чтобы слетели маски.
Огромный серебряный шар
Огромный серебряный шар
Недвижно парит
Над штилевым морем в полдень
Лесной родник
Пульсирует мягко
Словно сердце земли
В сумерках на альпийском лугу
Пламя костра вытягивается кверху
Легко и беззвучно.
Люди вокруг в свободных и мягких позах
Они безоружны и молчаливы.
Серебро стекает между пальцев
Серебро стекает между пальцев,
Серебро торопится с ладони
В белые пески песок струится,
Обгоняя мигов вереницу.
Корчится шагреневая кожа,
Обгоняя мигов вереницу.
Лето истлевает в небе мглистом
Отлетает птицей серебристой.
Ворох истлевающих мгновений
В воздухе вчерашние легенды
Выплыви из бренности и тленья
Лебедем, молением, оленем.
Истлевает лето листопадом,
Корчится шагреневым асфальтом,
Хочется застыть в реке мгновений
Лебедем, молением, оленем…
Какую звёздочку несу я
Какую звёздочку несу я
Угаснувшую иль святую?
Какую звёздочку несу
За пазухой в ночном лесу?
Скользя, кружа и куролеся
Чем вынесен на редколесье?
А что успел — какой ценой?
Какие крылья надо мной?
Уходи, ускользни, улети
Уходи, ускользни, улети.
Только звёзды — ориентир,
Только птицы и горы друзья –
Уходи от низин бытия.
Улетай с этих кладбищ и нор,
Не крадись меж могил словно тать.
Да проверь, изготовясь, летать,
Не под компас ли брошен топор
На секунды повёлся отсчёт.
Мёдом кровью ль эпоха течёт –
Без попутчиков, гидов и стай
К родникам, к родникам улетай.
Так пройди, не позарясь на прах,
Уходи светозарен и наг,
Не по тракту — всегда по тропе.
По струне, по лучу — по судьбе.
Задушенно, безумно, возбуждённо
Задушенно, безумно, возбуждённо
От морока убогого зверея
Клинки из ножен — рьяно, зачажённо…
А в небе зонтик реет, зонтик реет
Зелёный зонтик падает, колеблясь
Легко и плавно парашютом детским
Наивен и загадочен, как ребус…
Над каждым. Ежечасно. Повсеместно.
Когда луковица даёт зелёный росток
Когда луковица даёт зелёный росток –
Потрогай её — почувствуешь, что она одряхлела.
Когда росток вытянется в сильную зелёную стрелу,
Устремлённую к небесам –
Пощупай луковицу ещё раз — как она
Слаба и дрябла.
Также и наши мамы.
Но не проросшие, сохранившие себя в сухости и тепле –
Упруги и сочны.
Бесплодное хорошо сохраняется,
Но отдавшее жизнь за други своя
Измочалено своею любовью.
Почерней от неблагодарности тот росток
Который посмеет упрекнуть свою луковицу
За невзрачный вид.
Человек, собрат мой
Человек, собрат мой,
Я пишу тебе письма
Стараясь не лгать,
Не выпячиваться в наставники
Или в гении.
Это ново, ибо я привык лгать
Ради удобств и избегая мордобитий.
Я стараюсь держать ум в тишине,
Чтоб он видел, а не строил свои
самоублажающие конструкции.
И если увижу существенное –
Могу сообщить тебе,
Пока ты зачумлённо маешься
Для продолжения жизни и рода.
Высоцкий
Отжил, отворожил, отсуетился
И вышел весь.
Над колокольнями впотьмах прозолотился
Опальный крест.
Да полноте. Елей ли, колокольни
В такой судьбе,
Когда босым по иглам, по угольям
Как по траве.
Юродивым, да с каторжным прищуром –
Постов не блюл.
Спасибо, Господи, что певчий был кощунник
И не обрюзг.
Родился январскою ночью в пургу
Я за угол, а за углом стоит
Какой-то неказистый, странный видом.
Полузнакомый, или где-то видел?
И голосом знакомым говорит:
«Всегда январь, весь год один январь.
Промёрзло время на крещенской стуже.
Безумный Водолей всё льёт. Давно не лужи,
А гололёд. Буксует календарь.»
Он говорит (и голос так знаком):