Дульсинея. Но только не короля. Никогда короля. Разгром, поражение, пусть так. Но не разрушение.
Телло. А ты нахальная. Мы дойдем до самого верха. До грандов Испании. До принцев крови.
Дульсинея. Меня вполне это устраивает. Мой отец — сын Святой нашей матери Церкви, так же, как и я сама.
Телло. Никому от меня не ускользнуть.
Телло продолжает снимать с доски черные фигуры.
Дульсинея. Да и как смогли бы они это сделать? Пусть бы попробовали обольстить, и их тотчас заподозрят в дьявольских кознях; пусть бы кто-то поддался их искушению, и их обвинят в подстрекательстве против Испании; они возобладают, и тогда их назовут еретиками, подчинятся — станут нечистыми. Как же им от вас ускользнуть?
Телло. Шах!
Дульсинея. Как бы, например, ускользнула я сама?
Телло. Шах!
Дульсинея. Сами посудите.
Телло. Шах!
Дульсинея …разве что сбежала бы.
Дульсинея играет. Телло передвигает фигуру. Дульсинея ничем не отвечает.
Телло. Ну что?
Дульсинея. Я не проиграла, сеньор Инквизитор, но я не могу больше двинуть ни одной фигурой. Черный король повис на дереве, а вокруг — дикие звери, жаждущие его крови. Он переживает приступ жизнелюбия.
Телло. Партия…
Дульсинея. У нас ничья. Хоть он и недвижен, король мой жив. Ни побежден, ни победитель.
Телло. Не может быть двух королей в одном королевстве.
Дульсинея. Может, если они не знают, что их двое. Тогда никто не выигрывает, но и не проигрывает.
Телло. У нас ничья.
Дульсинея. Поскольку я не должна платить ни за выигрыш, ни за проигрыш, позвольте мне удалиться.
Дульсинея направляется к выходу.
Телло. Еще один вопрос.
Дульсинея. Мы же обо всем договорились…
Телло. Знаю, знаю. Но этот вопрос никак не связан ни с правом выигравшего, ни с правом проигравшего.
Дульсинея. Да, сеньор, я вас слушаю.
Телло. Как могло случиться, что ты, женщина, добрая католичка, умеешь играть в шахматы, в эту игру мавров и семитов?
Дульсинея. Не понимаю.
Телло. Ты — дочь марранского хирурга де Ангелеса…
Дульсинея. …
Телло. Или мне следует прямо сказать — еврея Энгели?
Дульсинея. Я знаю еврея, о котором вы говорите. Его имя — бен Энгели.
Телло. Говорят, что он, в полном безумии, бродит где-то в Ламанче, как Моисей в пустыне. Молотит всякий вздор. Известно ли тебе, что он хотел пустить кровь моим Обращенным, будто это ритуальные животные? Отрицаешь, что ты его дочь?
Дульсинея. Мой отец находился в доме, когда я оттуда была похищена. Нет никаких оснований усомниться в том, что он и сейчас там.
Телло. Отрицаешь, что ты дочь бен Энгели?
Дульсинея. …
Телло. Твои глаза. Вот оно. У тебя глаза твоего брата. Тебе известно, что он пребывал в этой же камере несколько месяцев тому назад?
Дульсинея. Как жаль, что у меня нет брата.
Телло. Какое высокомерие! В точности, как у твоего отца. Как у всех ваших.
Дульсинея. Сеньор, мы заключили сделку.
Телло. Я заключил сделку с тобой, будучи частным лицом. Святая Церковь сделок с торговцами из Храма не заключает.
Телло хлопает в ладоши.
Дульсинея. Мы заключили соглашение. И вы сами продиктовали его условия.
Входит Тюремщик.
Телло. Я не требую выполнения этих условий. Я не заставляю тебя говорить. Но ты не покинешь этого здания, пока отец твой не явится ко мне.
Тюремщик уводит Дульсинею.
Декорация 2. Гостиная в Мадриде.
М. де Сервантес. Дульсинея вам ничего не рассказала. Тогда кто же?
Телло де Сандовал. Монах и двое Обращенных. Ирония судьбы. Старый безумец напал на двух единственных конверсос, которые действительно искали прощения.
М. де Сервантес. Вы его разыскивали?
Телло де Сандовал. И да, и нет. Это был вопрос времени. Рано или поздно какой-нибудь мятежник, дезертир или еретик непременно бы его сдал.
М. де Сервантес. Видимо, слаба была Церковь, если вынуждена была подавлять всякое инакомыслие.