Телло де Сандовал. Дорогой мой, неужели последние четыре века ничего не поведали вам о вкусе человека к небытию? Торквемадо, Наполеон, Гитлер, Сталин, Мао, не говоря уже об империях мавров или угнетенных в Африке. Всякая, даже самая малая идея стремится стать идеологией, а самая малая идеология так и видит себя образцом для подражания. Поверьте: подавление противоречий порождает спокойную тишину.
М. де Сервантес. Не люблю я тишины. Она меня пугает.
Телло де Сандовал. Не бывает маленькой гангрены. Без неверных не было бы Инквизиции. И дым последнего костра унес бы с собой самый дух ее. Ни свиней тебе, ни свинопасов. Однако Инквизиция выжила. Понадобились новые идеи, свежие мысли!
М. де Сервантес. Вслед за изгнанными из Испании евреями настала очередь конверсос, Обращенных.
Телло де Сандовал. Поймите же, Инквизиции не нужен был сам еврей, ей нужен был его страх.
М. де Сервантес. В таком случае, почему вы прицепились к дону Таситу?
Телло де Сандовал. Потому что он носил в себе надежды гетто. Не искал свободы, но требовал признания прав личности. Хотел дать всем конверсос основания сохранить достоинство. Хотел возродить иудаизм. Этого я никак не мог ему позволить. Не для того прогнали мы мавров, чтобы увидеть, как в наших городах расцветут еврейские кварталы.
М. де Сервантес. И удалось вам задуманное?
Телло де Сандовал. Пять веков прошло. Найдете ли вы хоть одно гетто в Испании?
М. де Сервантес. Не с большим успехом, чем если бы я стал его искать на берегах Вавилона.
Декорация 6. Постоялый двор «Скрытный поросенок». В одном углу — две женщины, в другом — двое мужчин.
Хозяин постоялого двора дует в бараний рог.
Хозяин постоялого двора. Последняя раздача, веселые свинки! На посошок, на дорожку, перед сном. А потом почтенный замок, сюзереном которого я состою, закроет свои ворота на ночь. Так наполните же ваши чарки, чтобы хорошенько их опустошить. Мы закрываем.
Первый мужчина. Так закрой же, наконец, и мы останемся в узком кругу.
Анна Феликс. И снова налей нам своей Крови марранос.
Хозяин постоялого двора. Какой еще крови?
Второй мужчина. Да, вина же твоего, чертов ты сын!
Хозяин постоялого двора. Мое вино? Из крови марранос?
Зораида. Может, он из не обрезанных?
Смех.
Анна Феликс. Чтобы вода из твоего колодца лучше продавалась, ты смешиваешь ее с плохим католическим вином, и, если цвет смеси похож на цвет кардинал, ты именуешь ее церковным вином.
Хозяин постоялого двора. Не нравится вам мое вино, так ступайте за выпивкой в Святую Инквизицию!
Женщины вытягивают правую руку с открытыми пятью пальцами.
Мужчины сплевывают на землю.
Первый мужчина. Чума на тебя! Ты всех нас отправишь на костер, если будешь говорить, как старый христианин.
Хозяин постоялого двора. Может, я и есть старый христианин.
Все смеются.
Анна Феликс. Ослом ты был, ослом и останешься, пока не пустят тебя на мыло.
Зораида. Стыдно злословить о своей нации.
Хозяин постоялого двора. Ладно, я пошутил. Я тоже Обращенный, как и все вы.
Зораида. Для всех, кто остался в живых, обращение — это ссылка. Это наш Египет.
Первый мужчина (Хозяину постоялого двора). Ссылка, если ты знаешь, что это такое, и тысячи мертвых по возвращении…Спроси у Анны Феликс.
Анна Феликс. Погрузка в Кадиксе. Больше сотни тысяч людей! Потому что здесь наши кладбища они превратили в пастбища. Еврейский дом отдавали за мула, а виноградник — за штуку ткани.
Хозяин постоялого двора. Может, в Марокко было получше?
Анна Феликс. Нет. Те, кто уцелел после резни варваров, добрались до Феса. Но город закрыл ворота. Мы стали лагерем у стен, не знаю, сколько стояли — недели, месяцы. Родители продавали детей за еду или душили их, не в силах смотреть, как они умирают от голода.
Хозяин постоялого двора. Вывод: вы все вернулись, чтобы стать католиками.
Анна Феликс. Не все. Но это неважно. Теперь я молюсь неизвестно какому богу и ни во что больше не верю.