— Полегче, мой мальчик. Ничего не поделаешь, — она сунула пистолет обратно в сумку, пообещав себе, что не забудет перезарядить его.
Всё ещё со звоном в ушах, она смотрела, как каждое окно на первом этаже крепости озаряется золотистым светом. На зубчатой стене возле ворот появился силуэт, резко выделявшийся на фоне подступающей ночи и затемненный падающим снегом. Луваен вернулась к тому месту, откуда она стреляла, и помахала рукой.
— Опусти мост, тупица! — кто бы не прятался там, наверху, он, возможно, не слышал её, но Мерсер Халлис часто говорил, что его старшая дочь обладает мощными лёгкими, когда сердится, и Луваен подозревала, что одинокий наблюдатель прекрасно слышал её даже сквозь поющий ветер.
Послышался стон и скрип поворачивающегося брашпиля, а также лязг цепей, когда подъемный мост медленно отделился от ворот и протянулся через пролом. Она отвязала поводья Плаутфута от дерева, но снова садиться не стала. Разум подсказывал ей, что если бы обитатели крепости захотели убить её, они бы уже всадили в неё полдюжины стрел. Тем не менее, она чувствовала себя лучше, идя рядом с большой тягловой лошадью, частично защищенной его тушей, а не сидя высоко и открыто в седле.
Гейзеры снега взорвались, когда мост с глухим стуком приземлился на её стороне расселины. Луваен помедлила, стоя на краю, и посмотрела вниз. Ветер дул сильнее, беспокойный дух кружился и хлестал порывами достаточно сильными, чтобы столкнуть её прямо с лесной равнины в ущелье. Она не боялась высоты, она боялась упасть, а до дна было далеко. Её сердце бешено колотилось в груди. Она привыкла к этому особому ритму с тех пор, как началась эта поездка. Страх за Циннию, а теперь и за себя. Она поседеет ещё до того, как всё это закончится.
Тёмная фигура, наблюдавшая за происходящим с зубчатой стены, не шевелилась, если не считать развевающегося плаща. Луваен нахмурилась. Так она не получит никакой помощи. Она встала рядом с лошадью. Потребовалось бы гораздо больше, чем несколько гневных порывов, чтобы сдвинуть Плаутфута с места. На всякий случай она просунула руку в стремя и свободно держала поводья. Они медленно пошли по мосту, Луваен считала каждый стук копыт коня, чтобы отвлечься от искушения заглянуть через край в траншею. Деревянные доски гудели у неё под ногами, взывая к пронзительной панихиде ветра.
Они преодолели его за минуты, которые показались десятилетиями. Руки Луваен замерзли в перчатках, губы потрескались и горели. Железная решётка взлетела вверх, чтобы позволить ей войти, поднятая невидимой рукой. Звук шагов Плаутфута изменился, сигнализируя о переходе от деревянных досок к каменной брусчатке. Они прошли через узкую башню, испещренную бойницами. Она читала о таком. Оборонительные меры, применяемые во время атаки и осады. Луваен пожала плечами. Вероятность того, что кто-то притаился над ней с котелком кипящей смолы или горячим песком, была невелика, но эта мысль всё равно заставила её дернуться и чуть сильнее натянуть поводья коня, чтобы поторопить его покинуть воронкообразный проход.
Женщина и лошадь остановились на пустынном дворе. Укрытый громадой замка и высокой отвесной стеной, внутренний двор был защищен от нещадного ветра. Снег падал ленивыми хлопьями, окутывая здание по периметру. Она разглядела конюшню, кузницу и искореженные остатки заброшенной пекарни. Ещё больше золотистого света просачивалось из закрытых ставнями окон, открывая поразительный вид на лозы роз в полном цвету, цепляющихся за садовую стену и взбирающихся на высоту башни.
Она никогда не видела ничего подобного, особенно в разгар зимы. В призрачном свете сумерек цветы плелись по стене замка алой рекой, окрашивая сугробы нетронутого снега. У Луваен возникло неприятное ощущение, что она смотрит на рану в каменном фасаде замка, из которой льётся живая кровь. Она молчала и пристально смотрела на цветы. Либо она устала больше, чем думала, и её глаза сыграли с ней злую шутку, либо лозы шевелились. Двигаясь и извиваясь в постоянно меняющемся колючем ковре, они плелись по земле. Луваен попятилась к Плаутфуту, когда цветы протянули к ней свои лепестки и зашипели.
При этом звуке уши Плаутфута прижались к голове. Он шарахнулся от роз, а Луваен прижалась к нему.
Опять колдовство. Кетах-Тор тонул в этой дряни. Какой сумасшедший заколдовал розы, чтобы они ползали и шипели? Она настороженно следила за растениями и увеличивала расстояние между ними. В этот момент она отдала бы последнюю монету за то, чтобы у неё появились грабли и факел.
Она чуть не выпрыгнула из своих туфель, когда двери замка открылись с проржавевшим визгом. Свет лился от входа и через ступеньки. Знакомая фигура, закутанная в плащ с капюшоном, мчалась к ней. Выработанная годами привычка одолела Луваен, и она подняла руку, останавливая.