— Эмброуз. Я рада, что вы здесь, — Цинния бросилась к нему и присела в реверансе.
— Чародей, — решительно сказала Луваен.
— Чародей, — согласился он и протянул украшенную драгоценностями руку.
Не зная, рассчитывает ли он, что она поцелует одно из его колец — ради чего он стоял там и ждал, пока не превратится в труху, — Луваен нерешительно сжала его пальцы. Он провел сухими губами по костяшкам её пальцев и выпрямился.
— Госпожа Дуенда. Ваша сестра и сэр Гэвин потчевали нас рассказами о вас и вашем отце.
— Уверена, что так оно и было, — пробормотала она, подозревая, что комментарии Гэвина были не слишком лестными.
Он отпустил её руку, слабая улыбка изогнула его губы, показывая, что он услышал её замечание.
— Вашу лошадь оставили на ночь в конюшне, а для вас приготовлена комната.
Луваен моргнула. Какое странное безумие охватило это место, что никого, даже её сестру, которая, как известно, плакала над каждым раздавленным пауком, казалось, не беспокоили ужасные звуки, исходящие из глубин замка? Она вспомнила первую фразу Эмброуза.
— Кто пытает лорда де Совтера? И где его сын?
— Он тоже болен и находится в своей комнате, — Цинния слабо улыбнулась ей.
— Даже так? Кто-то тоже отрывает ему руки?
Цинния указала на Эмброуза, молча умоляя его о помощи. Колдун сложил руки перед собой и посмотрел на Луваен так, словно она была любопытным, хотя и не особенно умным, ребёнком. Луваен вдруг поняла, почему Цинния иногда огрызалась на неё без всякой причины.
— Кетах-Тор, госпожа, лежит в центре озера дикой магии. Иногда магия слаба, иногда сильна: она находится в постоянном движении. Мы называем сильные периоды приливом. Большинство из нас не страдают от вредных последствий этого потока. Самое большее, с чем я имею дело — это плохо реагирующие зелья или заклинания, обращенные вспять. Однако господина и его сына выворачивает от этого наизнанку. Гэвин прикован к постели лихорадкой. Хуже всего приходится его отцу.
— Неужели вы ничего не можете сделать, чтобы облегчить его страдания? — Луваен была не из тех, кто плачет над раздавленным пауком, но мысль о человеке, неоднократно подвергавшегося таким пыткам, причиняло ей сильную боль. Боги, как она ненавидела магию.
Эмброуз покачал головой:
— Нет. Господин силен, а поток временный. Он справится с этим.
— Вы уверены? Он кричит так, будто его сейчас разрубают на несколько частей.
— Уверен. Это не первый раз, когда он переживает поток. И не последний.
Вялое отношение домочадцев де Совтера к несчастью их хозяина сбило её с толку. Звуки, которые он издавал, практически заставили метаться по этому неизвестному месту в попытке найти его и сделать всё возможное, чтобы избавить его от страданий.
Цинния, должно быть, прочитала её мысли по выражению её лица.
— Мы ничего не можем сделать, Лу, кроме как подождать и утешить его, когда всё закончится.
Луваен попала в какую-то запутанную сказку, полную чёрной магии с колдуном, который считал её не слишком сообразительной, и лордом, которого истязал в собственном доме невидимый мучитель без капли милосердия. Она пристально посмотрела на сестру.
— Ты уверена, что хочешь остаться?
— Да.
Она смертельно устала, и это была единственная причина, по которой она согласилась на эту просьбу.
— Я останусь на одну ночь и сделаю, как ты просишь: выслушаю твои предложения касательно спасения папы от Джименина, — Цинния хлопнула в ладоши. Луваен подняла палец, и она замолчала. — Я не соглашусь ни на что, кроме этого, включая то, что оставлю тебя здесь. Я вырублю и привяжу тебя к седлу, если понадобится.
Цинния обняла её:
— Спасибо, Лу.
Луваен обняла её в ответ, чувство вины заставило её вздрогнуть. Было что-то бесконечно неправильное, когда такая мелочь, как её согласие, заставляла её сестру так ликовать. Она посмотрела на Эмброуза через плечо Циннии. Он наблюдал за ней, с неприязнью прищурив глаза и сжав губы. То же любопытство, вспыхнувшее во взгляде Магды ранее, смягчило его неодобрительное выражение. Без сомнения, её лицо отражало то же самое выражение. Она планировала держаться от него подальше, пока была здесь.