— Магда подаст вам ужин и покажет комнату, где вы будете спать сегодня ночью, — Эмброуз наклонил голову и оставил их в зале. В подтверждении его слов, Магда и две молодые девушки вошли в зал с тарелками, наполненными хлебом, сыром и холодной курицей, и поставили их на длинный стол, накрытый у очага. Экономка представила своих помощниц, как Кларимонду и Джоан. Обе присели в реверансе, их озадаченные взгляды метались между Циннией и Луваен, прежде чем они убежали на кухню. Магда усмехнулась, раскладывая еду, и жестом пригласила сестёр сесть.
— Они ищут хоть какое-то сходство.
Луваен улыбнулась:
— Все так делают, когда впервые видят нас вместе, — они сталкивались с этим всю свою жизнь. Цинния, изящная и светловолосая, была полной противоположностью статной темноволосой Луваен.
— У тебя такой же подбородок, — Магда наклонила кувшин, который несла, и снова наполнила их кружки пряным элем.
— Это вклад нашего отца, — Цинния поковыряла пальцами куриную ножку. — В остальном мы больше всего похожи на наших матерей. Папа говорит, что Гулльвейг, мать Лу, была даже выше Лу, — она сунула в рот кусочек курицы и с энтузиазмом принялась жевать.
— Спасибо, глашатай, — Луваен бросила на Магду сухой взгляд. — Я предполагаю, что она рассказала вам все семейные тайны за шесть поколений?
На этот раз Магда откровенно рассмеялась:
— Всего немного. Я слышала, вы смертельно опасны с вилами.
Луваен пристально посмотрела на покрасневшую Циннию. Фермер Тоддл так и не простил ей того, что десять лет назад она чуть не проткнула его насквозь в городской конюшне. Не то чтобы Луваен когда-либо приносила извинения. Но этот человек должен был держать свои руки при себе.
Экономка удалилась на кухню, пообещав доставить плащ и сапоги Луваен в её комнату, как только они высохнут. Обе сестры наслаждались трапезой вместе, Цинния отщипывала кусочки с тарелки Луваен и болтала о своем пребывании в Кетах-Торе и о том, как прекрасен — нет, великолепен! — был Гэвин. Луваен слушала вполуха, пока ела, и выпила ещё две чашки эля. К тому времени, как она покончила с ужином, её живот был наполнен, а мысли успокоились. Она всё ещё переживала из-за затруднительного положения своего отца, с подозрением относилась к странным де Совтерам и задавалась вопросом, переживёт ли патриарх семьи эту ночь. Тем не менее, страх, который одолевал её, когда она ехала навстречу Циннии, утих. Её сестра была в безопасности, совершенно заблуждалась в своём плане вытащить отца из устроенный им катастрофы, и, по-видимому, счастлива.
— Ты сейчас заснешь в своей тарелке, — Цинния потянула ее за руку. — Пойдем, уложим тебя в постель.
Луваен последовала за ней по узкой лестнице, пока они не достигли мезонина, утопающего в тени, и еще одной лестницы. Единственный зажженный факел отбрасывал слабый свет вдоль короткого коридора с дверями по обе стороны. Цинния подвела её к одной из них, ее шаги были громкими из-за скрипучих половиц.
— Ты в этой комнате, а я в соседней, — она открыла дверь и отступила в сторону.
Свечи освещали безупречно выметенную комнату. Ноздри Луваен дернулись от запаха пчелиного воска. Одежда Гэвина указывала на то, что он происходил из небедной семьи. Она не повелась на это. Многие щеголи, едва способные прокормить себя, тратили последние медяки на модные наряды, чтобы произвести хорошее, хотя и обманчивое, впечатление, чтобы заманить к себе богатую невесту. Здесь было совсем другое. Только богатые могли позволить себе экстравагантность сжигания свечей из чистого пчелиного воска. Семьи, как бедные, так и со средним достатком, использовали сальные свечи или воск, смешанный с салом, для освещения своих домов. Луваен не была до конца уверена, что Гэвин не запудривал мозги Циннии всевозможными небылицами, но это, по крайней мере, намекало на то, что он был несколько честен в отношении средств своей семьи.
При свете свечей были видны короб кровати, окруженный витиевато вырезанными ширмами, и низкая ступенька, прислоненная к нижнему поручню, служившему хранилищем. Матрац, заваленный множеством подушек и одеял, обещал теплый и комфортный ночной сон. Её сумка лежала рядом с кроватью, и кто-то разложил одно из двух её платьев на стуле возле маленького углового очага. Её чулки висели на сушилке рядом с промокшими сапогами. Ставни закрывали окно от снега и льда, кружащих снаружи. Холодная комната медленно нагревалась от недавно зажженного очага, и гобелены, висевшие на стенах, удерживали растущий жар от выхода через камень.