Он попытался насмешливо улыбнуться, но нервная дрожь подбородка выдала его состояние.
— Он не заряжен.
Щелчок кремнёвого курка заставил его побледнеть. Сердце Луваен глухо стучало у неё в ушах.
— Думаете, нет? — её палец лег на спусковой крючок.
Он медленно попятился к двери, и чем ближе он подходил к вожделенной безопасности, тем больше ненависть заострялась на его лице.
— Ты и я, стерва. Мы ещё не закончили.
Её рука ныла под тяжестью пистолета, но хватка Луваен оставалась такой же твёрдой, как и её голос.
— Да, не закончили, — пообещала она.
Хлопнула дверь, задребезжали оловянные тарелки, выставленные вдоль одной из стен, и Джименин исчез в возмущённом взмахе чёрного плаща. Луваен опустила руку и осторожно отпустила курок. Только потрескивание углей в камине раздавалось в гостиной, когда она возвращала пистолет в футляр и убирала его обратно в шкаф.
— Лу, ты чуть не застрелила его! — глаза Мерсера поглотили его лицо, и пряди седых волос встали дыбом, как будто в него ударила молния. Если бы Луваен не старалась спрятать дрожащие руки в юбках, она бы рассмеялась.
— Томас, наверное, перевернулся в могиле из-за того, что я не сделала, папа. Первое правило: если целишься из пистолета — лучше стреляй. Я нарушила это правило, — потрясение от столкновения с Джименином накатило на неё, и она рухнула в кресло, которое он освободил. Мерсер налил ей чашку уже тёплого чая, и она крепко сжала хрупкий предмет, чтобы не пролить.
— Что заставило тебя предложить ему себя? Ты презираешь Джименина.
Она сделала глоток, молясь, чтобы её руки перестали трястись.
— Я никогда бы не вышла замуж за такое отвратительное ничтожество. Я скорее подожгу дом, чем испорчу швабру, очищая его от пола.
Лоб Мерсера сморщился.
— Тогда почему?
— Чтобы выиграть время, — она посмотрела на потолок. Комната Циннии находилась прямо над ними. — Если бы у него была хоть капля чести, которой у него нет, он бы ухаживал за мной. А поскольку у меня нет чести, когда дело касается этого мужчины, я разорвала бы помолвку после того, как нашла бы способ либо расплатиться с ним, либо увезти тебя и Циннию от него. Я не в долгу перед ним, и из-за разорванной помолвки меня бы не посадили в тюрьму, — она всё ещё могла представить камеру изнутри и виселицу снаружи. Любой конфликт после этого, и кто-то определённо умрёт. — Жаль, что он понимает, что при первой же возможности я всажу ему нож между лопаток.
Мерсер занял своё место напротив неё, снова сгорбившись в побеждённой сутулости.
— Мы должны ему. Он имеет право на оплату.
— Да, но не имеет права требовать Циннию в обмен, — её руки дрожали теперь от гнева, а не от страха. — Почему, во имя всех богов, ты пошёл с ним на ещё одно предприятие, папа? Караван шафрана? Разве ты не понимаешь, насколько рискованно такое вложение? — Луваен отчаянно желала, чтобы её мачеха была жива. Хотя Мерсер когда-то был известен как успешный бизнесмен и торговец, именно его жена Абигейл обладала здравым деловым чутьём, разбиралась в прибыльных инвестициях и сложных переговорах. Она была семейным писцом и могла отчитаться за каждый полпенни, оставшийся в карманах Мерсера. Луваен не принадлежала ей по крови, но она унаследовала схожий денежный взгляд, и Абигейл научила её всему, что знала. Состояние Мерсера ухудшилось только после смерти Абигейл и замужества Луваен. Она всё ещё поражалась тому, как быстро ему удалось разрушить свой бизнес и растратить семейные сбережения, пока никто не видел.
Мерсер напрягся.
— Конечно, я знал об этом, но Джименин обещал огромную прибыль, как только мы выведем товар на рынок.
— Если вы выведете товар на рынок, чего вы не сделали.
— Откуда мне было знать, что бандиты нападут на караван? — он вцепился в подлокотники кресла. — Боги, Лу, ты как собака с костью.
Ему повезло, что он её отец, иначе она бы прогрызла его насквозь, а не просто искусала.
— Ты серьёзно? — её пальцы крепче сжали чашку, угрожая расколоть её. — Все знают, что Лэдллоу Хиллс — территория разбойников. Единственное, о чем можно с уверенностью утверждать, так это то, что солнце встает каждое утро.
— Следи за своим языком, мисс! Я всё ещё твой отец и глава этой семьи.
— Которую ты умудрился разорить своими неверными решениями. Вы с Циннией сейчас не бездомные, потому что живёте в моём доме!
Раскрасневшееся лицо Мерсера побагровело, и Луваен отшатнулась от унижения в его глазах. Чувство вины скрутило её живот, и она умоляюще протянула к нему руку.
— Прости меня, папа…