Много энергии отдавал Сатпаев и руководству Казахским филиалом Академии наук СССР. В этот, 1942-й, военный год создается Химико-металлургический научно-исследовательский институт, стремительно развивается Институт астрономии и физики, который возглавил академик Василий Григорьевич Фесенков. А такие подразделения филиала, как секторы почвоведения и ботаники, по размаху теоретической и практической работы стали крупномасштабными действующими моделями будущих институтов.
Свой доклад на юбилейной сессии Казахского филиала, посвященной 25-летию Великого Октября, Каныш Имантаевич закончил так: «Имеются все данные для того, чтобы к предстоящему 25-летию Казахской республики в 1945 году, когда Советская страна после окончательной победы над темными силами фашизма, несомненно, уже будет находиться в условиях мирного развития, на базе Казахского филиала Академии наук СССР создать Академию наук Казахской ССР».
Это было сказано в ноябре 1942 года.
Однажды вечером, вскоре после юбилейной сессии, Сатпаев зашел по делам к секретарю Фрунзенского райкома партии Ивану Анфимовичу Кирилличеву. Разговор начался со Сталинграда, с очередных сводок Совинформбюро, потом перешли к делам филиала.
Как рассказал об этом Иван Анфимович, он сам повернул беседу в другое русло:
— Вот вы, Каныш Имантаевич, обсуждаете со мной вопросы партийной работы, просите, чтобы мы подобрали хорошего организатора на пост секретаря партбюро, а ведь вы, будучи известным ученым, сами остаетесь беспартийным. В чем тут дело?
Канышу Имантаевичу нелегко было ответить сразу на этот вопрос, хотя в общем он не был для него неожиданным.
— Вот справлюсь с филиалом, создадим все вместе Академию, а уж тогда и в партию.
— Вы уже давно это оправдали, Каныш Имантаевич, — возразил Кирилличев.
Журналист по профессии, он несколько увлекся и стал говорить Сатпаеву о Сатпаеве, назвал его одним из лучших представителей советской науки.
Каныш Имантаевич помрачнел:
— Прошу вас, я очень не люблю, когда обо мне так говорят. Не надо меня хвалить.
Вскоре К. И. Сатпаев стал кандидатом, а еще через год — членом Коммунистической партии.
Рождение Академии
Какому городу легко жилось в военные годы? Отдаленная от фронта тысячами километров, Алма-Ата тоже чувствовала его дыхание. Предприятия работали на оборону. Около госпиталей крутились школьники с яблоками и книгами, стояли женщины, чтобы, когда раненые выглянут в окна или выйдут на прогулку, расспросить их о боях, передать подарки. Приезжали на краткие побывки фронтовики, возвращались делегации трудящихся с фронта. Уходили на войну те, кто был еще слишком молод в июне сорок первого. Почтальонши разносили солдатские треугольники. Словом, все было так, как в любом тыловом городе.
В Алма-Ате работал один из лучших театров страны — Театр имени Моссовета. Сюда были эвакуированы коллективы «Мосфильма» и «Ленфильма». В это время здесь создавали кинокартины режиссеры Сергей Эйзенштейн, Всеволод Пудовкин, Григорий Рошаль, снимались в кино артисты Николай Черкасов, Михаил Жаров, Борис Бабочкин, Вера Марецкая, Любовь Орлова. Вышли на экран фильмы «Фронт», «Жди меня», «Она защищает Родину», «Иван Грозный».
Здесь трудился Сергеев-Ценский, писал новеллы и очерки для союзной и алма-атинской печати Константин Паустовский, с которым разделил свой кров поэт Абдильда Тажибаев, наездами из Ташкента бывал поэт Владимир Луговской. В 1941–1942 годах в редакцию «Казахстанской правды» приносили свои отточенные сатирические рисунки художники Кук-рыниксы, а язвительные стихотворные подписи к ним делал поэт Самуил Маршак.
Таисия Алексеевна вспоминает один товарищеский ужин после юбилейной сессии Казахского филиала Академии. На него были приглашены и представители творческой интеллигенции. Читал стихи Константин Симонов, приехавший с фронта на краткую побывку по своим кинематографическим делам. Потом решили потанцевать. Алма-атинский геолог, профессор Иван Иванович Бок, набравшись смелости, подошел к Галине Улановой и с подкупающей вежливостью пригласил ее на тур вальса.
После первого круга она поблагодарила Ивана Ивановича:
— Вы достойный партнер. Только, кажется, отдавили мне ногу.
Это обстоятельство мало смутило геолога, он так и сиял от счастья.
Впоследствии Каныш Имантаевич в тесном кругу говаривал, посмеиваясь одними глазами: