Он искал будущих ученых и среди способных производственников, интересующихся теорией, и среди выпускников высших учебных заведений. Этого же Каныш Имантаевич требовал от своих коллег.
Стоит вдуматься в одну цифру: уже в 1943 году в стенах филиала обучалось свыше 50 аспирантов. За три военных года коллектив Казахского филиала вырос с 276 до 700 человек, а объем научной работы увеличился более чем в три раза.
Впрочем, никакой случайности в этом не было. Возросла роль республики в народном хозяйстве из-за временной утраты западных районов страны. Подъем экономики остро нуждался в разработке научных рекомендаций, и ученые республики призваны были на помощь промышленности и сельскому хозяйству. Активизировались научные силы, и рост их, естественно, нуждался в новых организационных формах.
Сатпаев повседневно чувствовал, как в ЦК Компартии Казахстана, Совнаркоме, Госплане республики повышались требования к нему, ко всем ученым, как постепенно они становились советчиками партийных, государственных и хозяйственных деятелей и как в свою очередь шли навстречу интересам развития науки руководители республики. С Каныша Имантаевича много требовали, но с ним и считались. И сознание личной ответственности за судьбу больших государственных дел не покидало его ни на час. Он привык к самым неожиданным поручениям и образцово их выполнял.
Если в годы пятилеток, когда Сатпаев как геолог определял значение Джезказгана для развития цветной металлургии, он проявил талант организатора геологоразведывательных работ, то в военное время, когда Сатпаев стал во главе научных сил республики, глубоко осознав значение науки для экономики и обороны, для промышленного и культурного роста Казахстана, он проявил свой незаурядный талант и как организатор самой науки.
Тогда, в своей геологической конторе, в своих постоянных степных маршрутах, среди выпускников Алма-Атинского горно-металлургического института, он искал геологов, мастеров, инженеров, с которыми можно подымать Джезказган.
Теперь он всматривался в ученых, старых и молодых, беседовал с ними, стремясь определить их характер и долю их возможного вклада и в общее развитие данной отрасли науки, и в конкретную отрасль экономики, в дело обороны.
Едва ли не главный вклад внесли геологи. Это от их имени Каныш Имантаевич с понятной гордостью мог сказать еще в конце 1943 года: «…запасы недр Казахстана поставлены сейчас на оборону Родины. Каждые девять из десяти пуль, разящих гитлеровское зверье, отливаются из свинца, добытого в Казахстане. Больше половины танков одеты в броню, в которую вплавлен казахстанский молибден. Свыше одной трети гильз для патронов и снарядов, аппаратуры для связи в действующей армии создано также из сплавов казахстанской меди».
Коллектив Института астрономии и физики, казалось бы, стоял довольно далеко от народнохозяйственных задач, тем более оборонных. Тем не менее в эти годы в его лабораториях проводился спектральный и радиометрический анализы руд ряда месторождений. В содружестве с ботаниками астрономы изготовили образцы новых высококачественных светофильтров, нашедших применение в противовоздушной обороне. И в это же время шла обработка и обобщение богатейшего научного материала, полученного при наблюдении полного солнечного затмения 1941 года. Продолжались и теоретические дискуссии на традиционных пятницах. Иногда их посещал и Каныш Имантаевич. Рождалась астроботаника, наука, до тех пор не существовавшая.
В ногу со временем шел Институт языка и литературы. Параллельно с работой над русско-казахским и казахско-русским толковыми словарями, с подготовкой академического словаря казахского языка лингвисты оперативно составили и выпустили русско-казахский военный словарь, неоценимый в обучении бойцов-казахов.
Историки с увлечением работали над материалами о Панфиловской дивизии, о битве под Москвой. Впервые увидела свет популярная «История Казахской ССР с древнейших времен до наших дней».
Именно тогда, в разгар войны, коллектив историков создавал основу и двухтомной «Истории Казахской ССР», а литературоведы выпустили первый том «Истории казахской литературы».
Так было едва ли не в каждой отрасли науки, едва ли не в каждом научном учреждении филиала, будь то лаборатория генетики или Ботанический сад. Новый скороспелый сорт картофеля вывели ботаники, до той поры никогда не занимавшиеся корнеплодами. Новый сорт так и назвали «Сортом ботанического сада». Одновременно ни на день не прекращалось кропотливое собирание гербария, насчитывавшего уже тогда более трех с половиной тысяч растений.