Нет! — воскликнул Мерджим. — Что я наделал!? — после этого он почувствовал, как что-то незримое неуклюже ударило его по лицу и весь мир визуально погрузился во тьму.
Мерджим резко дёрнулся и ощутил, что лежит на спине, головой на подушке и накрытый одеялом. Лицо чувствовало последствия удара — это Ерта во сне его задела рукой, тоже резко проснувшаяся от приснившегося ей кошмара. Она подскочила на кровати и прижалась к её изголовью, испуганно глядя куда-то в ноги.
Что такое? — хриплым от приснившегося кошмара голосом, спросил муж жену. — Ты чего вскочила?
Фух! — выдохнула та. — Кошмар приснился!
Её немного трясло.
Осторожно она проверила одеяло в их ногах и ничего не найдя, уселась у изголовья, положив руку на сердце и давая тому успокоиться.
Кошмар? — переспросил Мерджим. — Что за кошмар?
Приснилось, будто у нас на кровати, — при этом она пальцем указала в район ног, — лежит мёртвый младенец.
Что?! — от услышанного мужчина подскочил.
Жуть, — кивнула Ерта, неправильно истолковав поведение мужа. — Ох, ну и сон! А ты? Почему ты не спишь?
Мерджим открыл рот и чуть не рассказал правду. В последнюю секунду он передумал.
— Ты меня задела рукой по лицу, вот я и проснулся.
Ерта тут же его пожалела. Они обменялись нежными прозвищами, успокаивая друг друга, и снова улеглись. Им обоим потребовалось время на то, чтобы успокоиться и вновь уснуть. Ерта провалилась в сон достаточно быстро, а вот Мерджим ещё около часа обдумывал, как такое вообще может быть, чтобы двум разным людям одновременно приснился один и тот же кошмар.
Глава двадцать первая
Днём, 21 апреля 1999 года, в бухгалтерии, где работала Ерта, зазвонил телефон. Оказалось, что звонит журналист, который тут же попросил позвать главного бухгалтера к телефону. Ему вежливо объяснили, что главный бухгалтер ещё не оправилась от горя и находится на больничном. Журналист выразил соболезнование, но не отступился. Он признался, что хотел у их начальницы взять интервью о случившемся с её семьёй, но раз начальница отсутствует, то он тут же поинтересовался, с кем из её коллег в форме интервью можно было бы поговорить о произошедшем в тот злополучный день. Разговаривавшая по телефону бухгалтер попросила подождать ответа и тут же объяснила ситуацию коллегам.
Ерта вызвалась добровольцем:
Я дам ему это интервью! — немного сердито сказала она коллегам.
Душевное состояние главного бухгалтера было настолько плохо, что все опасались, что она не выдержит и покончит с собой, хотя вслух эту мысль никто не высказывал. И, уж, конечно, осиротевшей женщине не до вопросов журналиста!
Точно? — с лёгким сомнением в голосе переспросила бухгалтер, держащая трубку в руке недалеко от лица.
Ерта утвердительно кивнула в ответ.
С вами согласна поговорить одна из наших сотрудниц, — сообщила бухгалтер по телефону. — Да-да, она присутствовала… Что? Ерта Ругова.
Пока Ерта внешне сердито рылась в документах на столе, а на самом деле просто была взволнована, её коллега записала день, время и место встречи.
Держи! — протянула она лист бумаги Ерте. — В пятницу в полдень, адрес записан.
В телецентр? — удивилась Ерта.
Как видишь, — кивнула коллега и вдруг улыбнулась. — Станешь телезвездой!
Ага, сейчас! — фыркнула Ерта.
Для интервью Ерта без проблем оформила отпуск на один день.
Зачем тебе это нужно? — спросил муж вечером, когда Ерта рассказала ему о назначенной на пятницу встрече с журналистом.
Это не мне нужно, — покачала головой она, — это нужно нам всем. Чем больше мы все будем рассказывать об их военных преступлениях против нашего народа, тем быстрее мир отреагирует и заставит этих палачей прекратить нас убивать.
Мерджим нахмурился. Говорила Ерта правильные слова, но он не верил, что будет так, как полагала его жена. Хотя, кто его знает? Жизнь стала слишком непредсказуемой…
Мама права, — подал голос Рилинд, исподлобья глядя на отца. — Мы не должны замалчивать их преступления. Они должны ответить… за всё!
Отец семейства посмотрел на сына, но ничего не ответил. Рилинд последние недели вызывал у Мерджима беспокойство. Ему казалось, что происходящее делает с их сыном что-то очень нехорошее. В нём появилась злость, легко переходящая в ярость и ненависть. Он стал безапелляционным, в чем-то жестоким, а его взгляд чаще всего выражал угрюмость.
Сердце Ерты гулко стучало в груди от волнения. Не каждый день у неё брали интервью, где она сможет на всю страну, и даже, возможно, на весь мир, выразить своё мнение. Её услышат миллионы! Лёгкая эйфория, близость чего-то очень значимого в её жизни, судьбоносного — это окрыляло и давало надежду на будущее. Ерта встала со своего стула, подошла к сыну, обняла его и поцеловала в щёку, благодарная ему за понимание.