Наконец в), иные, смотря на различные степени духовной деятельности, на превосходство одних перед другими, на то, как душа действует в обращении с чувственной природой, и как возвышается к вышечувственному, к созерцанию Божества, выделяли в душе высшее, внутреннейшее начало: νὂυς или πνεῦμα3. Аристотель хотя мало занимался вышеопытными познаниями души человеческой, но отличал деятельный ум от души страдательной, которая, по его мнению, есть таблица неисписанная (tabula rasa), на которой написываются предметы мира. Если есть бессмертие, говорил он, то оно должно принадлежать только деятельному уму. Различие между душой и духом особенно замечено было отцами и учителями Церкви, которые яснее и опытнее, чем другой кто, могли видеть, и видели различие в человеке между жизнью естественной и божественной. У Оригена так объясняется отношение души к духу, или уму: «В первом периоде жизни, когда человек приближен был к своему Создателю, он весь был духовен, начало душевное поглощалось духом, или умом; и Поелику сила духа уподобляется огню, то и он весь был как бы огонь, весь пламенел любовью к Создателю, весь был так же подвижен, проницающ, как огонь. Но когда человек ниспал, огонь его охладел, раскрылось в нем новое начало, которое прежде поглощено было умом, – это и есть начало душевное, которое по охлаждению и названо ψσυχή от ψύχος – холод, или ψυχέω – хладею». Против этого должно сказать, что начало душевной жизни, как и духовной, собственно есть духовное; впрочем, человек может управляться тем, или другим началом. Вообще, хотя можно находить у отцов Церкви разные образы представления этих начал жизни, но не находим у них ясного и определенного мнения, что это две субстанции. Одни из них под духом, как высшим началом жизни, разумели силу, прирожденную человеку, которая есть глубочайшая и более коренная, нежели душа, другие почитали это начало даром, сообщаемым во времени от Духа Божия. Те, которые более любили философию, держались первого мнения, а другие – последнего, как Тациан, Ириней и многие другие. Впрочем, не находим у них такого резкого разделения между душей и телом, по которому они признавали бы их двумя субстанциями. И действительно, нет нужды признавать в человеке две субстанции. В истинном порядке природы одно начало для всех видов жизни, и для жизни высшей, духовной, и для жизни душевной, которая состоит в обращении с ограниченными существами, и наконец, для жизни физической. Когда человек сам еще не отдалился от высшего этого начала – духа, этот последний был средоточием всех сил и всех видов и степеней деятельности. И теперь, когда дух благоустрояет жизнь во всех ее видах, все прочие силы находятся в стройном отношении к нему. Познанием Божества уясняется и просветляется познание ограниченных вещей; в любви к Богу облагораживаются виды любви к существам сотворенным, и все приходит в истинный порядок и стройность. Далее, хотя пищей духа служит истина, благо и красота, но не чуждо ему сообщать жизнь и низшим частям состава нашего. Опытом дознано, что по мере того, как человек глубже входит в высшую и внутреннюю свою природу, усовершается и физическая жизнь его, животворность духа преизливается на самое тело, нужды телесные, при животворном действовании духа, молчат и долгое время не беспокоят человека. Впрочем, и в состоянии оскудения духовной жизни в человеке, он не мог бы жить без тайного союза низших сил его с высшим началом жизни – духом, или умом. Отсюда в самую деятельность человека, оставленного естественным своим силам, переходят некоторые проявления духовных стремлений к вышечувственному; отсюда и в познаниях неудовлетворение ума одними явлениями мира, но искание оснований и начал; отсюда и в желаниях недовольство всеми ограниченными вещами, воздыхание о благе вечном. Итак, различными степенями жизни не расторгается в человеке единство подлежащего.
3
Иоанн Массон в рассуждении о познании самого себя (гл. 2) говорит: человек есть тройственная ипостась. Учение о трехчастном составе существа человеческого можно находить у всех почти Пифагорейцев, как это видно из Ямвлиха, у Платоновых учеников, как видим у Немезия, у Саллюстия, Антонина; последний говорит: человек состоит из этих частей: тела, души и духа; телу принадлежат чувства, душе – желания, духу – ум. Учения о трихотомии существа нашего держалась большая часть учителей и отцов Церкви, например, Ириней, Климент Александрийский, Ориген. Но более того заслуживают внимания выражения Св. Писания, которое, говоря, например, о творении человека, упоминает о трех различных частях существа его: о теле образованном из земной персти, о душе живой, или о части чувствующей, и о дыхании жизни или части существа умной (Быт. 2:7). У Апостола Павла есть два изречения, в которых душа ясно различается от духа, и в человеке исчисляются дух, душа и тело. В послании к Евреям (4, 12) он говорит: