Итак, глубочайшая, основная сила души заключает в себе непосредственную уверенность в бытии Существа Бесконечного, выше и совершеннее которого нет и не может быть представлено никакое другое существо; далее, с этой уверенностью нераздельно соединены начала познания о самых свойствах этого Существа, о жизнедательной силе и верховном владычестве Его, о высочайшей премудрости, святости и красоте; вместе с этим нераздельно влечение к Нему, по которому душа побуждается благоговеть перед Ним и стремится, как бы тремя потоками, к соединению с Ним, имея несомненную надежду найти в Нем удовлетворение высшим потребностям своей природы. В этом, сколько можно обнять мыслью, состоит все, что содержится в основной силе души нашей, которая у Платона и Учителей церкви, например, Климента Александрийского, Оригена, Антония Великого, Григория Назианзина и других, называется умом (νοῦς), у некоторых же духом (πνεῦμα). Мы удерживаем первое название. Впрочем, идея ума собственно есть единая, нераздельная идея Божественного; только в приложении к совершенствам Божиим, открывающимся в творениях и соответственно троякому направлению сил души нашей она является в тройственности – в идее высочайшей премудрости, благости и красоты, что́ разумел и Платон, когда представлял Сократа говорящим (разг. Федр) эти слова: «душа более всех существ имеет участие в Божественном, Божественное же является, как прекрасное, премудрое и благое». В этом отношении ум есть способность более теоретическая. Ибо вера, или уверенность в невидимом есть нечто созерцательное, – она есть некоторого рода неясное зрение. Потому лучшие из философов, имея в виду это совершенство ума – веру или ведение, называли его внутренним оком. Так Григорий Назианзин говорит: νοῦς έστί ὂψις, ένδος, ου περίγραφος, Макарий называет его νουν ηγεμονικόν ὁρῶμντα θειον (бесед. XXX); Антоний Великий говорит: «зрение тела – в очах, зрение души – в уме (гл. 118); око взирает на видимое, а ум созерцает невидимое (гл. 128); и ум, находящийся в чистой и боголюбивой душе, истинно видит Бога нерожденного, невидимого и неизреченного» (184). Платон еще прежде о силе ума говорил: «В каком отношении в видимом мире находится к глазу и к видимым предметам солнце, в таком же отношении в умопостигаемом мире находится к уму и умственным предметам самобытное существо. Как солнце есть причина не только того, что мы видим вещи в свете, но и того, что они растут и происходят: так и Благо (т.е. Бог) имеет такую силу и красоту, что не только бывает причиной знания для души, но и сообщает истину и бытие всему, что есть предмет знания. И как солнце не есть само ни зрение, ни зримое, но стоит выше того и другого, так и Благо не есть только знание или истина, но превыше их обоих, и оба не суть самое Благо, но только подобны благу (ἀγαθοειδή)». (Республик. 7. 517).
Но сила ума не есть только теоретическая, – она имеет практическое влияние на другие силы души, дает всем им направление, порождает в них стремления, сосредоточивающиеся к одному предмету. Ум, как коренная сила души, есть действующее из самого себя начало истинного одушевления для всех наших способностей. Итак, нужно рассмотреть действование ума из самого себя и показать влияние его на все прочие силы души нашей, и, во-первых, на познавательные. Здесь различаем низшие силы познания – чувственность и воображение, и высшую – рассудок (intellectus). В чувственности, обращающейся к познанию внешних предметов, видно более отрицательное действие ума, состоящее в борьбе с ней. По мере того, как человек развлекается внешними чувствами, он забывает, что в нем есть ум. По мере же того, как он, отрешаясь от множества и разнообразия внешних впечатлений, сосредотачивается в самом себе, освобождается от мечтательных представлений воображения, разнообразия воспоминаний, по той мере он приближается к истинному средоточию духовной своей жизни – к силе ума. Но и в самых чувственных представлениях нельзя не видеть влияния ума, открывающегося в том, что к ним мы присоединяем представление об истинном, постоянном бытии вещей, недоступном для чувственных наблюдений, которые дают знать нам только о бывающем (το fieri), несущественном. Особенно же можно видеть действие ума во внутреннем чувстве. Действуя этими чувствами, человек отделяет себя от непрестанного прилива внешних впечатлений, находит и время и возможность входить во внутрь себя, отделять от своего я не только представления о внешних предметах, но и о внутренних своих действиях и состояниях, сознавать свое я как бы господином всего того, что собирается в душе, представлять свое я началом постоянным, неизменяющимся; в этом состоит деятельность самосознания. Но самосознание имеет основанием своим силу ума; потому что в том видно освобождение от ограниченности, чтобы, не увлекаясь приливом и отливом впечатлений снаружи, уединяться в самого себя, представлять себя, как самодеятельное начало всего того, что есть и происходит в душе нашей; здесь не один механизм и необходимость природы. Представление о себе, как начале жизни, неизменно пребывающем, действующем из себя, не может быть в бессловесных. Хотя в каждом из них есть субстанция, но нет самосознания, нет представления о внутреннем, постоянном пребывающем начале деятельности; такое представление принадлежит уму человека; так как в человеке есть идея о Боге, то в нем есть и самосознание. – Далее, к чувственности относится сила воображения, имеющая разные виды. Есть воображение воспроизводительное, производительное и идеализирующее. В воображении воспроизводительном, которое в одинаковом виде, без изменений, повторяет прежние чувственные представления, равно как и в воображении производительном, которое силой своей самодеятельности произвольно сочетает чувственные образы, не заметно влияние ума. Деятельность его открывается в воображении идеализирующем, которое, направляясь эстетическими идеями, воплощает идею красоты в формах, взятых из чувственного мира. Если рассмотрим лучшие вымыслы поэтов, увидим, что они имеют происхождение не из одного опыта. Лучшие черты у поэтов взяты из действительного порядка вещей, усматриваемого чувствами, но явление чудесного, наполнение природы идеальной жизнью, представление повсюду живых и действующих сил, изображение такого порядка вещей, в котором и природа, и человечество являются в лучшем состоянии, все это не что иное, как совместное произведение воображения и ума, проявление идеи в действиях фантазии. Он чего нравятся эти мечты и небывалые изображения фантазии? От того, что первоначальное и будущее состояние души человеческой должно быть не такое, в каком она является в действительной жизни, от того, что душа по природе способна жить в лучшем мире и неудержимо стремиться к нему. Так, человек, в летах юности, когда живет более под влиянием фантазии, представляет себе действительную жизнь в обольстительных видах, воображает, что все будет прекрасно, что все люди благородны, добры; мечты такого рода имеют высшее происхождение; это проявление идеи ума в мечтах фантазии.