Указав на остатки лучшей природы, остатки образа Божественного в человеке, нужно рассмотреть и немощи его. Для раскрытия духовной немощи человека, должно обратить внимание на действительное состояние его ума. Полное совершенство и благоустройство силы ума человеческого состояло бы в том, когда бы он в действовании своем на другие способности души был господствующей силой, а все прочие силы подчинялись ему и не возмущались против его господства, когда действование его состояло бы не в искании только своего предмета, но в постоянном соединении с ним и радостном объятии его. Но в настоящем положении дух человеческий не может быть в близости со своим Первоначалом, хотя он, как и всякая другая сила, держится на Высочайшей Силе. Когда же человек влечению глубочайшей своей силы противополагает иные навыки, иные действия, к которым обращает все сознание и свободу, то через это ставит преграду между собой и Высочайшим своим Источником. Нужно, чтобы человек привлекал к Нему все силы существа своего, иначе, хотя он не может разрушить в себе сил, сообщенных ему от Виновника бытия, помрачает и расстраивает их. Вообще немощи и недостатки ума человеческого открываются в том, что действия его не сосредоточены, но рассеяны и рассыпаны от неподчинения ему прочих способностей. Человек тогда жил бы жизнью ума, когда бы все действия его подчинялись и управлялись силой ума. Но в настоящем состоянии силы и действия ума так рассеяны, что он редко дает свидетельство о себе, редко являет свое полномочное действие в направлении различных стремлений души к одной высочайшей цели; поэтому теперь, чтобы доказать бытие силы ума, нужно из большого множества действий души нашей выбирать редкие и не многие, свойственные ему. И, во-первых, действия ума рассеяны во времени. Сначала человек долго живет жизнью физической, проходит много времени прежде, чем он доходит до сознания идей. Этот период человеческой жизни не представляет почти никакого свидетельства о высших законах души человеческой; для иных и целая жизнь проходит в удовлетворении только нуждам и заботам физическим. Но и у тех, которые не ограничиваются удовлетворением потребностей физической своей природы, большая часть времени тратится на то, что́ происходит вне идей ума, а мысли, чувствования и желания, имеющие корень свой в высшей силе духа, как редкие гости, приходят на час и уходят. Эта редкость, прерывчивость, рассеянность действий ума во времени ясно доказывают расслабление этой силы, вследствие чего она не господствует в нас, а уступает свою власть другим способностям и побуждениям. Во-вторых, рассеянность ума видна из того, что он не всей силой, не всеми возбуждениями своими действует на душу человеческую, а большей частью проявляет только частные побуждения, то или другое в отдельности. Постепенность между ними такая: высшее побуждение есть нравственное, которое ближе к первоначальной идее о Божественном, искание благости и святости; ниже его любознание, желание мудрости; еще ниже искание блаженства, стремление к красоте. В действиях людей примечается, что они большей частью следуют одному какому-нибудь из этих побуждений и притом не высшему. Так иные во всю жизнь увлекаются идеями эстетическими, таковы гении в искусствах. С одной стороны, и это указывает на превосходство природы человеческой и свидетельствует о силе ума. Любить прекрасные изображения идеи не значит уже стесняться чисто физическим, здесь человек пленяется чем-то мысленным; но исполняется ли через это предназначение наше? можно ли назвать это полной жизнью ума? Нет, это только частность. Главная цель и предназначение духа нашего состоит в том, чтобы, любя идеи, любить единого Бога, в котором они осуществляются. Но если не Сам Он будет предметом любви, а одна из идей, то не в этом состоит истинное предназначение наше; в этом случае образ уважается вместо Первообраза. Другие увлекаются только любознанием, исследованиями не поверхностного бытия предметов, но внутреннего существа их, познанием премудрости Божественной в устроении мира. Но и в этом нельзя еще видеть полную, истинную жизнь ума. Она раскрылась бы в нашей деятельности тогда, когда бы все лучшие стремления ума развивались в соединении одно с другим, когда бы противоположное им физическое, или злое не препятствовало этому развитию, когда бы человек жил не для себя самого, но всеобщего блага и нравственные стремления к добру беспрепятственно владычествовали над прочими. Но история человеческого рода не представляет примеров, где бы человек собственными своими силами достигал нравственного совершенства. Что есть лучшего в человеке, что свидетельствует о силе ума, так это возбуждение и беспокойство совести. Владычественные действия ее, опыты любви к ближним, к человечеству суть также свидетельства о силе ума; но они редки, нельзя назвать их постоянными навыками, проявлением нравственного характера души, для которого нужна цельная жизнь, стройное и неуклонное действование высших сил воли. Когда же не видим на опыте, чтобы человек, оставленный собственным своим силам, мог быть верен всем высшим стремлениям ума: то должно заключить, что он сам собой не может достигнуть своего предназначения. Иное – сила ума в соединении со своим предметом, к чему она и предназначена, иное – в естественном своем состоянии, в каком мы видим ее на опыте; здесь свойственные ей действия, подавляемые и задерживаемые разнородными навыками и упражнениями, открываются и редко и по частям. Но и при этом расстроенном, немощном состоянии ума, человек не уничтожил и не разрушил в себе духовных сил, но отторг их от первоначально предназначенной ему цели, подчинил их низшим силам и из-за этого остановил непрестанное оживление их и возрастание в совершенстве.