– Как-то по-свински я поступила с Володей, – сказала я тихо, и перед глазами возникла сцена нашего театра, главреж, сидящий в первом ряду и внимательно наблюдающий за тем, что там происходит. Уж не знаю почему, но я всегда с благоговением относилась ко всем режиссерам без исключения, считая их своего рода богами, создающими собственные миры. Обиженный на всех и вся, оскорбленный поступком актеров, которые покинули театр, устремившись за молодым, амбициозным Олегом Смирновым, Сазыкин не запил, не раскис. Он принялся сколачивать свою труппу, сохранив при этом всех тех, кто не пошел за Олегом, а остался преданным своему режиссеру. Нашел эту пьесу, пусть и скандальную, провокационную, но все равно, он пытался что-то сделать, причем новое, оригинальное… Да, со стороны, быть может, так и выглядело, но на самом-то деле все это было так далеко от подлинного искусства, ведь Сазыкин просто хотел самоутвердиться, не более того. К тому времени, когда я говорила Марине, у меня в голове и в душе все перепуталось. На самом деле я думала не о Сазыкине, а о том, что мы с Тряпкиной не остались даже на похороны Сони. Причем ни мне, ни Марине тогда и в голову не пришло задержаться, нас словно кто-то подгонял. Но кто?
– Тебе виднее, – тихо отозвалась Марина. Я повернулась к ней и увидела, как по щекам ее текут слезы.
– Ты чего, подруга?
– Устала, – отмахнулась она. – Так много всего произошло за последнее время. Только успевай переваривай, осмысливай. Может, я не права, и мне просто мерещатся убийцы. Но рана-то ноет! Моя рана на теле, она же реальная! Я же ее не придумала!
– Послушай, ты права. Мы обе устали. Ты раздражаешься по всякому пустяку, порой мне кажется, что ты ненавидишь меня, и тогда я начинаю жалеть, что взяла тебя с собой. Да-да, я понимаю, все это нервы, и у тебя и у меня… Ты же тоже чувствуешь, что вокруг нас происходит что-то непонятное. Больше тебе скажу, я стала подозревать тебя…
– Что-о-о? – Тряпкина впилась в меня взглядом. – Это в чем же ты меня подозреваешь? Вот это новости!
– Ну… тогда… Я нечаянно подслушала твой разговор с матерью, и по всему выходило, что у тебя роман с Левой и что я вам, типа, мешаю…
Марина покрутила пальцем у своего виска, замотала головой, возмущаясь.
– Потом ты сказала, что Лева приставал к тебе там, в квартире Володи, ну, когда Соня-то пропала…
– Дура ты, Ларка, я просто хотела тебя позлить.
– Так я и думала… – Я хоть и сказала это более-менее спокойно, но на самом деле ее слова ранили меня в самое сердце. Разве можно намеренно причинять боль друзьям? Нет, с Тряпкиной пора расстаться. Насовсем. Но не сейчас, а когда мы выкупим у мадам Жиро антиквариат. Деньги-то я ей все равно верну, но не хочется сейчас, когда нервы и так на пределе, признаваться ей в том, что в ее деньгах я как бы уже и не нуждаюсь. Уж доведу эту игру до конца, а потом предложу Марине уехать домой. А сама останусь, дождусь Леву, и уже с ним мы займемся оформлением бумаг по наследству.
Мы вошли в квартиру на улице Муфтар, Шери тотчас залился радостным лаем и бросился в комнату, словно проверяя, на месте ли его мягкая подушка.
Я переоделась, привела себя в порядок, затем приготовила в комнате на письменном столе место, куда мы поставим коробки с посудой, и мы с Мариной поднялись к мадам Жиро.
Телефонный звонок застал меня на лестнице, буквально в двух шагах от двери соседки. Номер был незнакомый, хотя и российский.
– Слушаю. Кто это?
Но в трубке звучал какой-то треск, а потом и вовсе все стихло.
– Кто-то пытается дозвониться, наверное, Сазыкин. Снова напился и готов вывалить на твою голову новую порцию дерьма… – так прокомментировала звонок Марина.
– Позвонить мог кто угодно, это же мой обычный номер, он у меня уже несколько лет. Может, кто из театра, может, из какого-нибудь детского дома, да мало ли! Или Лева звонит с другого телефона.
– Ну, да, конечно, я и забыла, что он у тебя деловой человек, а у таких, как он, всегда несколько телефонов. Но если у женатого бизнесмена существуют запасные телефоны для связи с любовницами, то у неженатого для чего?
– Марина, прекрати!
Я уже звонила в дверь мадам Жиро. Она, казалось, поджидала нас возле двери – так быстро открыла. Глаза ее сияли, она явно переживала, сдержим ли мы слово, придем ли, заплатим ли. И когда мы появились, не могла скрыть своей радости. Еще бы, она продавала мне, наследнице Михаила, его же фарфор, или, если уж быть точной, уже почти мой! Ну просто сделка века! Если у меня еще оставались сомнения относительно того, на самом ли деле мадам украла все эти сокровища из квартиры моего дяди, ведь пока что это было лишь предположением моим и Клер, то уже очень скоро они рассеялись…