При виде зрелища, представшего его глазам, он восхищённо прищёлкнул языком.
— Вот это да! Слушай, а я действительно идиот, если отказался от такой красоты.
— Андрей, мы забыли закрыть дверь! — встрепенулась Даша.
— Да и чёрт с ней! — Андрей толкнул её на кровать.
— Вдруг Серёжа снова прибежит? — забеспокоилась она.
— Не прибежит. Михаил Николаевич не позволит. А другие пусть смотрят и завидуют.
Глава 13
ГЛАВА 10. Не совсем светская беседа о том, что каждому своё. Политики будущего
Раменская распахнула дверь и злорадно посмотрела на парочку, которая двигалась в ритме, древнем как мир. Нимало ни смущаясь, она подошла к кровати и хлопнула Андрея по голому заду.
— Извини, дружок, но дочь просила всё же исследовать содержимое твоей головы и, думаю, она права. С ней явно что-то не в порядке, если ты променял её на эту глупую девку. Вставай! У меня мало времени. Потом потрахаешься, она никуда не денется.
Андрей вздохнул: «Похоже, сегодня действительно не мой день. Или отмеренная мне удача закончилась».
— Не заводись! Плевать на неё, — шепнул он Даше, покрасневшей от злости и смущения, и потянулся за брюками.
— Марианна, вам не кажется, что это уж чересчур? — сказал он, надев футболку.
— Марианна Станиславовна! Что вы себе позволяете? У кого с головой не в порядке, так это у вас! — выкрикнула Даша со слезами на глазах.
— Помолчи, дурочка, тебе никто слова не давал, — с ласковым пренебрежением в голосе проговорила Раменская. — Думаешь, он вернулся бы к тебе, если бы не сын? Как бы не так! Ведь он любит не тебя, а Жанет. И правильно делает. Моя дочь — штучный товар, а за таких, как ты, в базарный день дают пятачок за пучок.
— Так! Ну-ка, давайте выйдем, — Андрей схватил Раменскую за локоть и силком потащил её к двери.
— О да! Кролик ты наш травоядный! Слушай своё сердце! А то твой папаша снова разозлится на твоего волчару и на этот раз оторвёт ему его морковку! Чтобы она больше не смущала тебя! — насмешливо выкрикнула она, прежде чем он вытолкнул её в коридор.
— Чего вы встали? Вы же куда-то очень спешили, — обернулся к ней Андрей.
— Жду, когда ты начнёшь меня стыдить, — усмехнулась Раменская.
— Я рад, что у вас ещё не совсем совесть атрофировалась. Пошли, иначе мы никогда не доберёмся до этого чёртового томографа.
Раменская посмотрела ему вслед, а затем догнала его и пошла рядом.
— Что? Неужели не будет ни единого слова упрёка? — язвительно спросила она.
— Ну что вы! Какие могут быть упрёки? Вы такая какая есть и другой уже не станете. Да и не по чину мне вас упрекать. В силу старшинства это вы должны меня учить. И каков будет ваш первый урок? — поинтересовался Андрей, с любопытством глядя на неё.
— Может, бей слабых? — сказала Раменская и смерила его насмешливым взглядом.
«Ах ты сучка-провокаторша!» — Андрей пожал плечами.
— Зачем?
— Ради удовольствия. Это так занятно, когда слабые корчатся не в силах что-либо тебе противопоставить.
— Да? Нужно будет попробовать. Может, мне тоже понравится.
Неожиданно он пнул Раменскую по лодыжке и, когда та вскрикнула от боли, прислушался к себе.
— Пожалуй, вы правы. В этом что-то есть.
— Ты хоть понимаешь, какую нажил себе проблему? — злобно прошипела она.
— Марианна, боюсь, это вы не понимаете, какого нажили себе врага, — спокойно ответил Андрей, глядя в зелёные глаза, горящие как у взбешённой кошки. Отшвырнув Раменскую к стене, он взял за её горло.
— Я могу хоть сейчас вас убить и плевать на последствия. А знаете почему? Потому что мне ничего за это не будет. Ведь вы — пациентка Кащенко, а значит, недочеловек в глазах общества.
Не в силах вырваться из его хватки, Раменская смерила его ненавидящим взглядом.
— Как ты узнал? Лапочкин сказал? — просипела она.
— Нет. Сам догадался. Странно, что вы гуляете на воле. С таким расстройством психики среди нормальных людей не живут. С вашим умом и беспринципностью вы чересчур опасны, — Андрей с сожалением посмотрел на неё и разжал пальцы. — Наверняка я пожалею об этом, но вы не виноваты в своей болезни. К тому же вы мне нравитесь. Вам бы родиться в девятнадцатом веке. В старину из-за таких, как вы, мужчины сходили с ума — им сочиняли стихи, бросали к их ногам драгоценности и имения, стрелялись на дуэлях. Ведь это так романтично — умереть ради одного лишь благосклонного взгляда капризной красавицы. Увы, времена изменились. А может, к счастью. Ну что, идём? Или ещё немного постоим и побалакаем за жизнь?
— Негодяй, — улыбнулась Раменская и ласково провела по его щеке. — Можешь не опасаться, я тебя не убью. В какой-то мере ты мне как сын. Если уж на то пошло, то дочери я подарила только жизнь, а тебе и жизнь, и удачу. Поэтому я накажу тебя по-другому, я превращу твою жизнь в ад. Поверь мне, я это умею.
Отводя её руку от себя, Андрей взял её за запястье и его пальцы начали сжиматься.
— Ну да, это вы умеете. Для этого достаточно посмотреть на Жанну и вашего мужа. Как я понимаю, бедолага довольно часто сбегает от вас. Иначе зачем ему отдельная квартира. Да и Жанна при первой возможности удрала от вас и не куда-нибудь, а в прифронтовой госпиталь. Марианна, а вы там бывали? Представляете, что это такое — нырнуть в самую скверну человеческой жизни, наполненную страданиями и болью? Неужели вам даже дочь не жаль? Ведь её в любую минуту могли убить или что ещё хуже, захватить в плен. Вы хоть представляете, что бы с ней сделали? Она же у вас стойкий оловянный солдатик; гордость не позволила бы ей унижаться и молить о пощаде; к тому же красивая. Двуногий скот издевался бы над ней до тех пор, пока она не сошла бы с ума.
Раменская заглянула в его беспощадные серые глаза, потемневшие от гнева, и испугалась, что он сломает ей руку.
— Не нужно, прошу вас… Пожалуйста! Ведь я не смогу оперировать с таким сложным переломом, — сказала она едва слышно.
— Действительно, чего это я? — Андрей ослабил хватку. — Извините, увлёкся. Ну что, продолжим наше скорбное шествие к томографу? Прошу вас, — и он отступил в сторону, давая ей дорогу.
***
В аппаратной госпиталя было пусто. Жанны здесь не было. «Чёрт!» — расстроился Андрей. У него не было никакого желания подвергаться медицинским процедурам под руководством женщины, с которой он только что поругался и вдобавок угрожал её убить.
— Снимайте свою дурацкую солдатскую робу… Переодевайтесь! — Раменская швырнула ему аккуратно сложенную больничную рубашку, которую, как водится, украшали невзрачные голубые цветочки, основательно полинявшие от стирок.
Андрей сделал так, как было велено, и, сев на кушетку томографа, воззрился на неё. «Как бы мои слова о лучах смерти ни оказались пророческими», — с некоторой опаской подумал он. Хотя десять лет непрерывной войны сделали из него фаталиста, тем не менее это не мешало ему ценить жизнь. Конечно, видение генеральских погон сулило ему как минимум десяток лет жизни, но он не забывал, что будущее инвариантно и в любую минуту может измениться. «Вполне может статься, что вместо высокого поста я заполучу сейчас смертельный укол и прощай, Россия-матушка; справляйся как-нибудь без меня, горемычного, — подумал он с надрывной грустью и ощутил, как увлажнились глаза. — Твою ж мать! Что значит с зеками поведёшься».
Он стянул футболку и, взявшись за ремень, запел во весь голос:
Сторона моя родная, Русь бревенчатая,
Песня звонкая, шальная, с грустью венчанная
Эх, Расея, моя Расея, от Волги до Енисея!
Раменская с иронией глянула на него.
— Не трусьте, Белозёрский. Даю слово, я вам не наврежу. Ложитесь.
Андрей замолчал, меряя её взглядом. «Ладно, двум смертям не бывать, а одной не миновать, или как мужики говорят, мёртвых бояться, в морг не ходить», — он лёг на кушетку и его повлекло внутрь трубы томографа.