— Ничего нового, кроме того, что мы уже знаем или подозреваем,— проворчал Шейн.— А еще что?
— Ничего существенного. В предварительном заключении указывается, что Дейл принял большую дозу стрихнина после изрядного количества алкоголя где-то между полуночью и рассветом.
— Что выяснилось насчет записки?
— Она мне не дает покоя. Но черт побери, Майкл, она несомненно подлинная. Наш эксперт исследовал ее под микроскопом. Ручка та самая, что лежала там на столе, и та же самая бумага. Почерк определенно Дейла, указывающий на состояние стресса и возможное алкогольное опьянение во время написания записки. Именно то, чего можно было ожидать в сложившихся обстоятельствах. Что ты делаешь, чтобы выручить Люси? — внезапно спросил Джентри.
— Похороны закончились благополучно? — ответил вопросом на вопрос рыжеголовый детектив.
— Насколько я знаю, да. Я отправил четверых детективов держать процедуру под наблюдением, и они ни о каких проблемах не докладывали. Будь оно все проклято, Майкл! Я думаю, нам пора вмешаться. Если Люси…
— Ты дал мне время до трех часов,— капли пота выступили на лбу Шейна и потекли по складкам на его щеках.
— Знаю, что дал, упрямый ты черт. Но я не понимаю…
— Я тоже,— прервал его Шейн намного спокойнее, чем на самом деле чувствовал.— Я еду, Уилл. Не могу здесь сидеть.
Он положил трубку, медленно поднялся, мрачно посмотрел на полупустой стаканчик на столе, потянулся к нему, но задержал свою ручищу и долго колебался, прежде чем его взять.
Потом его губы раздвинулись в жутковатой усмешке, и он залпом опрокинул стаканчик в рот. Ей-богу, он впадал в детство, подумалось ему. Или в маразм.
Если Майкл Шейн в любое другое время выходил из своей конторы, оставив на столе недопитый стакан, это означало, что он на работе. Пожалуй, так было и сейчас. Но не совсем. Не до трех часов — того момента, до которого он должен убедиться, что Люси…
Глава XVII
Начальник полиции Уилл Джентри сидел в одиночестве за столом, флегматично уминая сэндвич с ветчиной и прихлебывая черный кофе, когда в его кабинете появился Шейн. Перед Джентри на столе валялись отпечатанные на машинке листки, а справа лежало письмо Марвина. Чуть в стороне Шейн увидел коробку с почтовой бумагой и шариковую ручку, которыми пользовался Марвин.
Джентри поднял глаза от письма, нетерпеливо пожав широкими плечами.
— Не могу оторваться от этой штуковины,— пробормотал он.— Читаю без конца и чувствую: вроде оно мне что-то хочет сказать, а я не улавливаю.
Шейн кивнул, поддел носком перекладину стула и подтащил его поближе к столу шефа.
— Я знаю. Догадка, которая никак не оформится.
Он закрыл глаза, восстановил в памяти текст письма и произнес его вслух, четко выговаривая слова и избегая придавать какому-нибудь из них особое значение:
«Я буду писать это письмо, пока в силах. Я люблю мою сестру и всегда прощал ей все, что бы она ни делала, потому что я слишком слаб, чтобы сопротивляться, но я больше не могу. Она славная девочка, и после того, как я ее увидел с Чарльзом сегодня ночью, все во мне перевернулось. Смерть меня не пугает. Джон и Генриетта были старые и скупые и заслуживали смерти. Но то, что произошло ночью, было последней каплей, и я не хочу больше жить. Марвин Дейл».
Шейн остановился, и слова точно повисли в тишине между двумя мужчинами. Джентри глотнул кофе и утер толстые губы тыльной стороной ладони.
— Верти их как хочешь, Майкл, они ничего не говорят. Ты думаешь, что должен сложиться какой-то смысл, и в каждой фразе он вроде есть, но когда их соединишь вместе… что ты получаешь?
Шейн хмуро закончил:
— Пьяный бред.
— Конечно, малый был пьян. Но когда берешь каждую отдельную фразу, она не звучит так уж бессмысленно. А когда складываешь их вместе…— Джентри запихал в рот последний кусок своего завтрака и развел красными лапищами, изображая беспомощность.
Шейн повторил:
— Я знаю.
Он зажег сигарету и наклонился, прищурив глаза, над письмом; разорванные половинки были точно пригнаны одна к другой и склеены скотчем. В правой руке Шейн вертел граненую шариковую ручку, ту, которой, как заявил эксперт, было написано письмо.
— Полагаю, на ней нет отпечатков пальцев.
— Ты прекрасно все знаешь и без меня, Майкл. Конечно, были отпечатки, один или два. Ну и что с того? Ты знаешь все химические анализы, которые они получили. Письмо писали этой ручкой… и почерк Марвина Дейла.
— И написано на той бумаге, которая лежала в коробке,— Шейн безучастно поднял листок, держа его большим и указательным пальцами. Листок был плотным, кремового цвета, размером примерно пять на восемь дюймов, бумага, видимо, дорогая, но без монограммы и без рисунка наверху.
Шейн долго и пристально разглядывал листок, медленно выпуская изо рта голубой дымок сигареты, струившийся перед его прищуренными глазами. Странное сосредоточенное выражение появилось на его резко очерченном лице. Состояние, похожее на гипнотическое, охватило его, и тогда осторожно и не спеша он положил чистый лист бумаги рядом со склеенным, тщательно совместив листки по боковой линии и выровняв их верхние кромки. Без всякого выражения он сказал:
— Получилось, Уилл. Надо бы нам проверить наши умственные способности.
— Что у тебя получилось? — Джентри вытянул шею, чтобы лучше видеть.
Указательным пальцем Шейн энергично ткнул в нижнюю кромку двух листов, без слов констатируя тот факт, что листок, на котором было написано письмо, на добрую четверть дюйма короче, чем чистый лист, помещенный рядом.
— Но они не могут быть разными! — воскликнул Джентри.— Одни и те же водяные знаки, те же толщина и цвет. Они прошли все анализы…
— Но не тот формат бумаги,— заключил Шейн.— Один простой анализ твой эксперт не додумался сделать, Уилл.
— Даже если он и не из той коробки, я не вижу, что это нам дает,— проворчал Джентри.— Это все равно почерк Дейла, и поэтому…
— Пожалуй, я точно знаю, что это нам дает,— голос Шейна звучал жестко и убежденно.— До тебя еще не дошло? Это та же самая бумага, но… когда разорванные половины склеили вместе, не получилось той же самой длины.
— Ты хочешь сказать, что в середине не хватает строчки? Одна строчка, которая могла бы придать письму смысл, если он там был? Ага… но… но… Обожди, Майкл, черт подери! Не может быть! Эти разорванные кромки полностью совпадают. Даже под микроскопом. Если их разрывали дважды, чтобы убрать строчку, они не могут так совпадать.
Шейн спокойно сказал:
— Посмотри сюда, Уилл.
Он взял два свежих листка из коробки и тщательно разложил их на столе так, чтобы один точно лег поверх другого. Затем он осторожно сдвинул верхний лист вниз на четверть дюйма и выровнял боковые кромки. Крепко прижав ладонью левой руки нижние половины обоих листков так, чтобы ни один не мог сдвинуться, он взял верх обоих листков большим и указательным пальцами правой руки и оторвал оба куска сразу, как раз вдоль ребра левой ладони.
Затем он снял нижнюю половину верхнего листка и отложил ее в сторону вместе с верхней половиной нижнего листа бумаги.
— У тебя есть скотч? — спросил он и точно совместил верхнюю половину верхнего листа с оторванной кромкой нижней половины нижнего листа.
Джентри рывком выдвинул ящик, достал бобину клейкой ленты, оторвал небольшой кусок и склеил вместе две половинки разных листов бумаги, в то время как Шейн осторожно их придерживал.
— Вот так-то,— мрачно сказал Шейн.— Две разорванные половины совпадают так безупречно, что и под микроскопом не обнаружишь подвоха. Только на четверть дюйма короче, чем надо.
— Верхняя и нижняя части двух разных записок… Разорваны так, что они точно подходят друг к другу. Но почему, черт побери, выражения подходят по смыслу? — Джентри перевел пристальный взгляд на письмо.— Верхняя часть — это даже не законченная фраза. Она очень естественно продолжается в нижней половине.
— Как будто он так и намеревался написать,— согласился Шейн.— Это, должно быть, чисто случайное совпадение. Кто-то его заметил и был достаточно находчив, чтобы воспользоваться удобным случаем: прочел два письма и сообразил, что листки можно соединить так, что они будут казаться одним письмом, если никто не заподозрит обратного.