Он сгреб меня и вывернул руку. Я поморщился от боли, и коп предложил:
– Давай без осложнений, Кеннон. Это приятный тихий район.
– Конечно, – согласился я, – Только ради всех святых, отпусти руку.
Он перестал выворачивать мою руку, но по-прежнему крепко сжимал запястье, подталкивая к машине, которую я до этого не заметил.
– Забирайся, – сказал он, придерживая дверцу.
Я сел, он следом за мной, так что я оказался между ним и водителем, – и захлопнул за собой дверцу.
– Все в порядке, Сэм.
Полицейский, сидевший за рулем, включил зажигание, и мы двинулись вперед, пока не добрались до серого каменного здания с зелеными огоньками на каждой двери. Снова полицейский подержал дверь открытой для меня, а потом водитель встал на тротуаре, взявшись за рукоять своего специального тридцать восьмого, пока мы поднимались по ступенькам в участок.
Первый коп подвел меня к бюро пропусков и сказал:
– Я доставил Кеннона, Эд. Можно пройти к лейтенанту?
– Проходите, он ждет тебя.
Первый коп втолкнул меня в коридор участка, довел до нужной двери, открыл ее, указал большим пальцем и еще раз толкнул, чтобы я не сомневался в правильности указанного направления.
Сидевший за столом человек в штатском поднялся, когда мы вошли. Он кивнул копу и сказал:
– Все в порядке, Джим...
Джим, словно он был новичком-ефрейтором, получившим нашивку, откозырял и оставил меня один на один с мужчиной в штатском. На табличке можно было прочесть, кто он: «Следователь – лейтенант Геннисон».
– Что все это означает, лейтенант? – спросил я.
Геннисон был лысый человечек маленького роста, с усталыми глазами. Его рот тоже источал усталость по каплям, которые таяли на подбородке. Он скорее напоминал музейный персонаж, чем лейтенанта полиции. Я пытался вспомнить кого из деятелей Конгресса с такой фамилией я знал.
– Вы Курт Кеннон, не так ли?
– Да.
– Мы получили жалобу, Кеннон.
– Я слушаю.
Его брови дрогнули, и коричневые глаза скользнули по моему лицу.
– Поменьше самоуверенности, Кеннон. У нас руки чешутся, чтобы посадить тебя за решетку.
– За что?!
– Ты ведешь расследование, не имея лицензии.
– В каком дурном сне вам это приснилось?
– Мы получили жалобу.
– От кого?
– Телефонный звонок. Нам позвонили, – он заглянул в бумажку на столе, – без пятнадцати пять.
– Откуда?
– Аноним. Объясни, что это за расследование, чем ты занимался.
– Бред сивой кобылы. Занимался тем, что пил виски. Кто будет нанимать меня?
– Этот самый вопрос я и хотел задать.
– Ответ я уже дал. Можно идти?
– Подожди секунду. Не так быстро. – Он несколько расслабился, сел и предложил мне сигарету.
Я взял, он поднес зажигалку и улыбнулся:
– Что ты делал, Кеннон?
– Проводил зиму во Флориде, разве не видно по мне?
Тень раздражения прошла по его лицу, но он улыбнулся, хихикнув при этом:
– Расскажи правду, Кеннон. Эта скотина приходила к ней...
Я не произнес ни слова, продолжая наблюдать за выражением его лица.
– Точно, – продолжал он. – Ты мог бы влепить ему и побольше. Как ты оттащил его, Кеннон?
– О чем ты?
– Как все случилось? Газеты утверждали, что ты зашел в спальню, когда они занимались любовью с твоей женой. Это правда? Что за скотина! – Его глаза широко распахнулись. – Он действительно был в женской сорочке? Так ли...
Я перегнулся через стол, сгреб его за лацканы костюма обеими руками:
– Заткнись! – Лицо мое напряглось. Я был готов разорвать эту порочную куницу на мелкие кусочки.
К нему опять вернулись замашки полицейского:
– Послушай, Кеннон...
– Заткнись! – Я швырнул его, и он упал в кресло, кресло опрокинулось, и он упал на пол, заморгал, все грязные мыслишки отразились у него на лице, обнаруживая чувства маленького человечка, приобщившегося к большой работе. Он вскочил на колени и попытался открыть выдвижной ящик стола. Но он тотчас отдернул руку, когда я шагнул за стол и пинком задвинул ящик.
Он хотел завизжать, и тогда я пнул его. Лицо лейтенанта исказила гримаса ужаса. Я стоял над ним со сжатыми кулаками. И он позабыл обо всем и даже про пистолет в выдвижном ящике стола.
– Я ухожу, – сказал я.
– Ты, вонючая...
– Ты можешь послать за мной одного из твоих ребят, если, конечно, не боишься ходить по темным улицам ночью...
– После этого ты не уйдешь отсюда, – проскрипел он, – Ты не знаешь...
– Нападение и избиение, сопротивление при аресте... Что еще? Я продумываю нужные выражения, пока ты собираешься с духом.
– Ты угрожаешь мне, Кеннон?
Я стоял над ним, и выражение моих глаз сказало ему, что я не шучу.