Так и прошел еще один день. Я заметал это, лишь когда мрак окончательно опустился на Город, только на Западе оставалась неширокая кровавая лента. На несколько минут я пришел в себя (и тогда обрадовался. Обрадовался тому, что она, кажется, тоже забыла обо всем на свете. Это нас уравнивало. Я перестал быть растаявшим малолеткой, написавшим в штаны на американских горках) и нашел нас стоящими, крепко (судорожно) держась за руки на Ордынке, Замоскворечье. Но как мы перешли через два моста осталось за памятью.
- Уже ночь. Поехали ко мне?
- Поехали.
Можете не верить, други мои, но тогда я подумал так: всю ночь я буду обнимать ее и слушать ее тихое дыхание и вдыхать запах ее волос и прижиматься к ее волшебному телу — сердце к сердцу. И больше ничего я не подумал.
Глава 30 (юбилейная :))
Я хотел взять машину, и уже, подойдя к обочине, поднял руку, но она потянула меня в сторону: «Давай на метро поедем!» Внутренний портативный собеседник мгновенно выздоровел и сообщил : «Ну что, уже МОИ деньги считать начала!» Потом я сообразил, почему ей захотелось ехать в метро. Она хотела, чтобы мы... ну, короче, как когда мы первый раз встретились глазами. И мы пошли к метро.
Мы только спустились по длинному эскалатору на платформу, а я уже знал, что зря мы потащились в подземку, ничего хорошего здесь не бывает. По полу были разбросаны осколки бутылки, в воздухе висел смрадный дух дешевого пива. На лавочке на платформе лежал молодой гопник в черных бруках. Его красная морда свешивалась со скамейки, и даже сейчас, во сне, он выглядел тупым и агрессивным. Рядом с ним благоухала свежекинутая блевотина, Желание проучить его несколько раз по башке возникало само по себе, я даже сделал шаг в сторону. Я уже видел, как смешно подпрыгнет его свисающая со скамейки голова, если славно засветить по ней с рычага. Она чуть потянула меня за руку.
Я посмотрел в ее глаза. Она смотрела на меня, в ее взгляде вспыхивали тысячи искр, Потом на секунду она взглянула через мое плечо, на этого спящего урода.
— Господи, как его жалко... Правда? - Жалко?!!
Я, честно говоря, не понял, как такой мандюк может вызывать какие-то эмоции, кроме желания хорошенько его отпивать. Но она уже опять смотрела на меня, и я увидел, что она его действительно ЖАЛЕЕТ. А еще я понял, что если я ... нет не стану его пинать, а просто если она узнает, о чем я думаю, то мы опять разлетимся на тысячу световых лет, в разные вселенные. Я спрятал глаза, а когда снова посмотрел на нее — ручаюсь, она поняла, что я что-то от нее скрываю.
— О чем ты сейчас думаешь?
— Ни о чем.
— Ну ладно... — это звучало как «не хочешь рассказывать — твое дело».
В ночном магазине рядом с домом я купил бутылку грузинского вина, шоколад и, подумав, сыр. Пачку сигарет. Пока я расплачивался, она разглядывала полки со снедью, и я (первый раз за много дней) посмотрел на нее со стороны. V нее было спокойное лицо уверенного в себе человека, на нем были написаны гордость и независимость. Она повернула голову, взглянула на меня. Она не кокетничала и не была жеманной, в отличие от всех остальных чикс мира, едущих на случку, как и всегда, она была естественной и непринужденной. Какая же она красавица! В жизни не спал с такими красивыми! И тут же подумалось: а ведь она тебе верит! Как будто я сам себя в чем-то укорил. Не знаю, что это было. Дорога через два двора заняла полчаса, двадцать девять минут из которых мы целовались. Она еще ни разу не сказала хватит, ни разу не надавила мне на грудь, и вообще ничего подобного: каждый раз, когда я останавливался и разворачивал ее к себе, ее губы готовно открывались навстречу моим, а лицо было все таким же безмятежным.. Уже перед самым подъездом я вспомнил, что последняя уборка была несколько недель назад, и устрашился. Как можно привести ее в такой бордель?!!
Я открыл дверь и, распахнув ее, зашел первым, развернулся: Добро Пожаловать, вот тапочки - и прыгнул в гостиную. У меня было не больше 30 секунд. Я огляделся. Ну, здесь было относительно нормально, грязные тарелки и пепельницы я уволок на кухню и захлопнул туда дверь, включил два настенных светильника, чтобы не было видно полового мусора. От вошла, как только я успел все это сделать. Блиин, как же она все понимает с полоборота. В моем доме принято ходить босиком, тапочки предлагаются посторонним гостям. Так вот, она тоже стояла без носков! Посмотрела на меня и сделала так же. Наверно, она никогда не перестанет меня удивлять.
...Она мягко сопела на моей руке, а я лежал, глядя на нее, и благодарил Бога (благодарил Бога??!!) за то, что сегодня полная луна. Свет падал прямо на кровать, и ее лицо было хорошо видно. Я вдыхал запах ее волос и думал, что.,. Жаль, что нельзя прожить с одной женщиной всю жизнь.
Глава 31
Утро. Иногда я падал в зыбкую дремоту, из которой возвращался в реальность, не ощущая этой границы. Кажется, я так ни разу и не заснул. Утро. Жемчужный свет наполняет спальню, этот рассвет отличается от всех рассветов моей предыдущей жизни. Она по-прежнему спит, и ее лицо безмятежно расслаблено. Я поднялся на локте и долго смотрел на нее — утреннюю. Из глубин памяти всплыло — «...даже утро ей к лицу...».
Вчера я внес ее в эту комнату на руках и положил на кровать, не зажигая свет. Сейчас утренний свет разоблачил всю мою холостяцкую лень. Я с удивлением отметил новое для себя ощущение — мне неловко показывать себя таким неряхой. Неудобно перед кем? — Перед ней... Стараясь двигаться неслышно, я поднялся и собрал все тарелки, чашки ложки и вилки, обрамлявшие мою лежанку, и отнес их на кухню. Здесь же стояли пепельницы, опять посуда, на полу валялись джинсы и рубашки — все то, что я вчера насобирал по квартире, то, что валялось на виду. Одежду я сложил и отнес в шкаф, окурки и объедки выкинул в ведро и стал мыть посуду. Помыл, протер столы — на кухне и в гостиной, распахнул окна. Сел на кухонный стул и влажными руками закурил сигарету. Задумался: что ей нравится, чай или кофе? Надо было сделать так, чтобы это утро и для нее тоже стало запоминающимся, чтобы оно ей понравилось. Тогда, может быть, ей захочется его повторить. Я сварил кофе, вскипятил чайник и залил кипятком заварку. Открыл холодильник и сел перед ним на корточки — забацать что-либо съедобное из содержимого холодильниковой утробы было проблематично. В конце концов, я вытащил початую банку варенья, снял с него плесень и переложил в вазочку. Нарезал хлеб и запихнул его в тостер. Пока хлеб грелся, я сходил на балкон и нашел там огурец и вялую помидорину. Добавил зелени, взявшейся невесть откуда, и сотворил простенький салат. Поставил на поднос: кофе, чай, тосты, масло, варенье и салат, подумав, разлил вчерашнее вино в бокалы и присовокупил. Подумал еще — и добавил короткую смешную свечу. Поджег свечу и понес натюрморт в спальню.