- Я, - чуть слышно ответил дрожащий рядом курсант-медик.
Глеб даже не понял, что произошло потом. Стоявший спиной к нему Лехов теперь
повернулся плечом, а курсант, уткнувшись лицом в стену, сползал вниз, оставляя на
белоснежном кафеле широкую кровавую полосу.
- Отряд восемь-десять "Е", группа три, - всё тем же бесстрастным тоном обратился
Архангел, провожая глазами медленно сползающее на пол тело, - свободны.
Двадцать девять человек организованной колонной шагали по коридорам центра
теоретической подготовки, и гулкое эхо разносило стук подошв в едином ритме.
- Сегодня ударная доза была, - повернулся Толян вполоборота к шедшему рядом Глебу.
- Да, - кивнул тот и покосился на соседа, опасаясь услышать нечто, связанное с
инцидентом в процедурном кабинете. Подобные разговоры категорически не
приветствовались, как воспитателями, так и администрацией лагеря. И, несмотря на то, что
случай был уже не первым, все домыслы, предположения и теории относительно полезности
"медикаментозной профилактики" обычно рождались и умирали, не покидая пределов одной
головы. А если им всё же доводилось как следует пустить корни, созреть и распространить
вокруг деструктивное семя, тогда в дело шла прекрасно отлаженная система телесных
наказаний, косящая всходы сомнений на корню. Коса её проходилась не только по источнику
заразы, но и по всему контактировавшему со смутьяном личному составу. После пары таких
"покосов" разговоры о негативных эффектах и их жертвах становились в среде курсантов
крайне непопулярны, а зачинатель рисковал понести наказание прямо на месте, без
проволочек.
- Фигово, - продолжил Толян. - Значит, в субботу без добавки. Но ничё, - он нежно
похлопал обёрнутый салфеткой и лежащий в нагрудном кармане изюм, - мне пока хватит.
У Глеба с души отлегло. Преклов на счастье всем окружающим был верен себе. Если
смерть одногруппника его и беспокоила, то никак не больше, чем субботний рацион. Тут он
вряд ли лукавил. Хитрость и расчётливость были совершенно несвойственны Толе
Преклову. Окажись он от природы чуток поумнее - не протянул бы в лагере и года. Но ему
повезло. Гены скомпоновались таким замысловатым образом, что полное отсутствие
вышеозначенных черт характера компенсировалось столь же полным отсутствием почвы для
зарождения мыслей, которые следовало скрывать.
Многие одногруппники, да и воспитатели, считали Преклова откровенно тупым. Однако
это ничуть не мешало Толяну сдавать нормативы и тесты. Он вообще прекрасно вписывался
в жизнь и быт лагеря. Ему даже каким-то непостижимым образом удавалось сохранять
небольшой слой младенческого жирка на довольно плотной тушке, из-за чего та выглядела
обманчиво мягкой. Вид округлых розовеющих щёк, таких приторно гражданских, раздражал
воспитателей, поэтому гоняли Толяна обычно в хвост и в гриву. Но он не жаловался.
Никогда. По физподготовке Преклов имел одни из лучших в группе результаты, а недостаток
сообразительности компенсировал усидчивостью, благодаря которой мог вызубрить что
угодно.
Все зашли в аудиторию, расселись и достали планшеты. Минутой позже, ровно в
шестнадцать ноль-ноль, следом вошёл невысокий, крайне субтильного вида мужчина. Едва
синий мундир с золотым шитьём показался из-за двери, как двадцать девять курсантов
щёлкнули каблуками, вытянувшись по стойке смирно.
- Садитесь, - коротко махнул рукой Лейфиц и занял место за кафедрой.
Яков Лейфиц - редкий для "Зарницы" представитель "небоевых". Гарнизонная крыса.
Интендант. Бывший. Поговаривали, что его назначение в лагерь сопровождалось крупным
скандалом, чуть не вылившимся в трибунал. На новом месте Лейфиц прижился скверно.
Преподавательский состав "Зарницы", набранный сплошь из опалённых огнём, в
буквальном, зачастую, смысле, ветеранов, его не принял. Даже курсантам было видно, что
отношение к интенданту со стороны офицеров колебалось где-то между холодным и
презрительным. Колебалось, но не опускалось до нижней планки, по крайней мере, с виду.
Всё же немногие могли похвастать тем, что, находясь на грани трибунала, получали
распределение в учебный лагерь класса "А". Без серьёзной высокопоставленной поддержки
такое вряд ли было бы возможно. А потому Якова Лейфица предпочитали не трогать, благо
вёл он себя тихо и поводов старался не давать.
- Итак, - начал Лейфиц, заложив руки за спину, - сегодня мы... - он замолчал и пробежался
глазами по аудитории. - Двадцать девять. Кто отсутствует? Докладывай, - ткнул пальцем в