Девочка кивнула.
Коридор с мраморным полом, увешанный с обеих сторон красивыми картинами, привел в необъятную современную кухню. Симона с восторженным изумлением оглядывалась по сторонам. Она никогда не бывала в таком потрясающем доме, как на картинках в журналах, которые показывали в одном заведении.
Женщина усадила ее за стол, принесла обалденную, сроду невиданную еду. Жареное мясо и колбаса, сало, сыр, маринованная дыня, помидоры, картошка, большие хрустящие рогалики, бутылка кока-колы…
Симона набивала рот обеими руками, боясь, что сказка вот-вот кончится. Севшая напротив женщина молча смотрела, одобрительно кивая время от времени.
– На улице живешь?
– У трубы отопления, – объяснила она с набитым ртом. – Там хорошо.
– Есть нечего?
Симона энергичным кивком подтвердила.
– Когда в последний раз мылась?
Она пожала плечами, прожевывая хрустящую мясную корочку. Когда мылась? С последнего побега из приюта прошли годы. Когда не слишком холодно, подмывалась водой из бутылок, набранной в городских колонках.
– Для тебя готова чудесная горячая ванна, – сообщила женщина, а потом принесла взамен очищенной Симоной тарелки огромную салатницу с арахисом, залитым чуть подтаявшим ванильным мороженым.
Не воспользовавшись лежавшей рядом ложкой, она черпала мороженое и орехи пальцами, поспешно глотала, сгребла и слизала остатки. Переполненный живот заболел, голова закружилась, подступила легкая тошнота.
Женщина встала, жестом приказала следовать за ней. Симона вытерла руки о спортивные штаны и пошла по широкой мраморной лестнице и дальше по просторному коридору с картинами, к ванной, на пороге споткнулась и остолбенела.
Невероятная красота, роскошь, размеры. Невероятно, что она здесь стоит.
На потолке нарисованы ангелы в облаках, стены и пол выложены черно-белой мраморной плиткой, посередине огромная ванна на несколько человек, в котором пузырится, булькает вода, вокруг расставлены на постаментах обнаженные мраморные мужчины и женщины.
– Ох, красота! – прошептала Симона.
Женщина улыбнулась:
– Повезло тебе, девочка. Господин Лазарович хороший человек. Всем помогает. Он очень хороший.
Она сняла с нее одежду, окунула с головой в горячую – даже слишком горячую – воду, намочила волосы, капнула, вспенила запашистый шампунь, смыла и вновь проделала ту же самую процедуру.
Расслабившись от еды и от виски, почти засыпая, Симона лежала в несказанном блаженстве, глядя на ангелов и гадая, не так ли живут эти самые ангелы. Чуть ли не потеряла сознание, пока женщина ее намыливала и споласкивала, потом помогла вылезти из ванны, завернула в большое мягкое белое полотенце, старательно вытерла насухо и повела в роскошную спальню, которая была еще великолепнее ванной.
Главный предмет – гигантская кровать с пологом. Симона изумленно разглядывала эротические картины на стенах – женщины, мужчины, в одиночку и парами. Мужчина с женщиной занимаются любовью. Две женщины занимаются оральным сексом. Двое мужчин занимаются содомией. Еще в спальне высокие окна до потолка с пышными складчатыми гардинами, шезлонг и другие чудесные вещи.
– Нравится? – спросила женщина.
Симона с улыбкой кивнула.
Женщина сняла с нее полотенце, уложила на белые шелковые простыни и ушла.
Симона лежала, купаясь в приглушенном свете двух больших настольных ламп, уплывая в сон. Через какое-то время отворилась дверь. Она сразу открыла глаза.
Вошел мужчина, который ее сюда привез, – господин Лазарович. Голый под черным шелковым халатом, распахнутым спереди. Под заметным брюшком торчит возбужденный член.
– Ну, как ты, прелестный ангел с Северного вокзала? – пропел он, направляясь к кровати.
Расслабленность сменилась тревогой.
– Классно, – пробормотала Симона. – Большое спасибо за все. Я устала.
Член прикоснулся к левой щеке.
– Отсоси, – неожиданно приказал господин Лазарович.
Она внутренне ощетинилась. Под глазами у него лежали темные круги, зрачки были зловещими, чернильно-черными.
– Отсоси, – вновь потребовал он. – Разве ты мне не благодарна? Не хочешь проявить благодарность?
Он залез на кровать и пристроился прямо над ее лицом. Правой рукой она испуганно и осторожно направила вставший член к себе в рот. Вкус сладковатый, затхлый.
Получила обжигающую пощечину.
– Соси, сучка!
Она обхватила член губами, принялась облизывать.
– У-у-ух, паскуда, хочешь, чтоб я тебе зубы повыбивал?
Симона вмиг отрезвела.
Господин Лазарович вдруг толкнул ее в подбородок и высвободился.
– Сучонка неблагодарная!
Схватил за плечи, грубо перевернул, уткнул лицом в подушку – она вскрикнула от боли, боясь, как бы он ее не задушил. Пальцы полезли во влагалище, потом в задний проход. Туда же попытался протиснуться член, ее чуть не стошнило. Визжа от боли, она чувствовала, как он продвигается дальше и дальше.
– Нет!.. Гогу! – кричала Симона, захлебываясь желчью.
Казалось, она разрывается пополам.
Дальше, дальше.
Она отчаянно вертела головой, выворачивалась, пробуя освободиться. Он схватил ее за мокрые волосы, прижал к подушке с такой силой, что было почти невозможно дышать. Дальше, дальше.
Она задыхалась, плакала, кричала, звала Гогу, боролась, несмотря на боль. Боролась, чтоб дышать.
– Вот тебе, сучка неблагодарная, – прошептал он ей в ухо.
Она повернула голову, хватая ртом воздух, крича в агонии.
– Вот тебе, сука, – шипел он.
Она завизжала, он ткнул ее лицом в подушку, преградив доступ воздуха. Симона силилась поднять голову, но он держал крепко. Сквозь боль нахлынула паника. Она затряслась от удушья, грудь разрывалась. Он рванул ее за волосы, впился поцелуем в губы, и она всасывала воздух из его легких.
Он отстранился.
– Скажи, что тебе нравится. Скажи, что ты мне благодарна. – Он крепко прижался лицом к ее щеке. – Скажи, что благодарна мне за спасение. Скажи! Скажи спасибо!
– Ненавижу! – выдохнула она.
Он воткнул большой палец ей в щеку, ударил кулаком в глаз. Схватил обеими руками за волосы, чуть не выдрав, и держал, выливая сперму. Тогда ее стошнило по-настоящему.
Через какое-то время – потеряв ощущение времени, – Симона снова сидела на заднем сиденье большого черного автомобиля. Играла та же музыка, которую она слышала прежде, тот же звучный голос пел те же слова, не имевшие для нее смысла: «Впитываю тебя всей кожей».
За окнами пролетает та же бухарестская ночь. Все болит жуткой болью. Лицо распухло, голова раскалывается. На Северном вокзале она чувствовала себя грязной с головы до ног. Теперь снаружи чистая, внутри грязная. Липкая.
Хочется плакать, только слишком больно. И не хочется, чтобы водитель со змеиной татуировкой, который по-прежнему молча сидит за рулем, но без конца поглядывает на нее в зеркало и улыбается гадкой улыбкой, принял слезы за знак поощрения.
Хочется только попасть домой. К Ромео, псу, плачущему младенцу. К людям, которые о ней беспокоятся. К своей семье.
Шофер остановил машину. На незнакомой улице темно. Он открыл заднюю дверцу, влез, придвинулся к ней, держа в руке деньги, ухмыльнулся.
– Хорошие деньги…
Сунул бумажки ей в руку, расстегнул «молнию» на ширинке. Симона таращила глаза, пока он вытаскивал из трусов вставший член. Смотрела на татуировку, на изготовившуюся к броску змею, выползавшую из-под воротника рубашки.
– Хорошие деньги, – повторил он, схватил ее за волосы, как тот другой мужчина, притянул лицом к члену.
Она взяла в рот головку, изо всех сил куснула, почувствовав вкус крови. В ушах зазвенело от мужского вопля. Симона рванула ручку дверцы, вывалилась и побежала в ночь.
Мчалась без остановки. Заблудившись, потеряв всякую ориентацию, неслась по бесконечному лабиринту темных улиц с закрытыми магазинами, зная, что, если бежать и бежать, со временем попадется что-нибудь знакомое, откуда можно вернуться в дом под дорогой.