Доктор завершил разговор, записал что-то, еще раз покосился на ноутбук, потом сосредоточился на Линн, заговорил мягким озабоченным тоном:
– Спасибо, что пришли. Я решил лучше с вами сначала увидеться наедине перед встречей с Кейтлин.
Он явно нервничал.
– Правильно, – шепнула она беззвучно, одними губами. Рот и горло словно забиты промокательной бумагой.
Росс Хантер вытащил из одной стопки карточку, положил на стол, открыл, поправил очки со стеклами-полумесяцами, несколько секунд читал, как бы выгадывая время.
– Я получил от доктора Грэнджера результаты последних анализов, и, боюсь, дело плохо, Линн. Они свидетельствуют об ухудшении функций печени.
Доктор Нил Грэнджер, местный консультант-гастроэнтеролог, наблюдал Кейтлин последние шесть лет.
– В частности, сильно повысился уровень энзимов, – продолжал Хантер. – Особенно гамма-гонадотропина. А тромбоцитов совсем мало – их число резко упало. Часто видите у нее синяки?
– Да… – кивнула Линн. – И при порезах кровь долго не останавливается. – Ей известно, что печень вырабатывает тромбоциты, которые мгновенно устремляются к пораженному месту, обеспечивая свертываемость крови. – Уровень энзимов сильно повышен? – За годы общения по Интернету с лечившими Кейтлин врачами она накопила немало познаний. Достаточно, чтобы понять, когда следует беспокоиться, но недостаточно, чтобы принять надлежащие меры.
– Ну, при нормальной печени должен быть около сорока пяти. Анализы, сданные месяц назад, показывали тысячу пятьдесят. Последние – три тысячи. Доктор Грэнджер весьма озабочен.
– Что это значит, Росс? – глухо прохрипела Линн. – Что означают такие высокие показатели?
Он взглянул на нее сочувственно, но твердо:
– Доктор Грэнджер подозревает осложнение желтухи. И энцефалопатию. Говоря на простом языке, организм отравлен токсинами. У нее ведь все чаще случаются галлюцинации?
Линн кивнула.
– В глазах туманится?
– Иногда.
– Зуд?
– С ума сводит.
– По правде сказать, Кейтлин больше не реагирует на лечение. У нее необратимый цирроз.
Чувствуя глубоко в душе темную тяжесть, Линн отвернулась к окну, мрачно глядя в стекло. На пожарную лестницу. На зимние скелеты деревьев. Все мертвое. Как и она сама внутри.
– Как Кейтлин сегодня? – спросил доктор.
– Ничего. Немножечко куксится. Жалуется на зуд. Почти всю ночь не спала, расчесывала руки и ноги. Говорит, моча очень темная. Живот вздут, что ее особенно бесит.
– Могу дать таблетки для выведения жидкости. – Доктор сделал пометку в карточке Кейтлин, и Линн вдруг преисполнилась негодования. Разве при этом достаточно записи в чертовой карточке? И почему он не пользуется компьютером?
– Росс… вы говорите о резком падении тромбоцитов… как… что… я хочу сказать, как это остановить? То есть повернуть обратно… Что произошло?
Доктор поднялся из-за стола, подошел к книжной полке от пола до потолка, вернулся с коричневым клинообразным предметом, расчистил на столе место, поставил.
– Вот как выглядит печень взрослого человека. У Кейтлин она чуточку меньше.
Линн посмотрела, как уже смотрела тысячу раз. Росс начал рисовать на странице блокнота нечто вроде многочисленных головок капусты-брокколи. Линн терпеливо слушала объяснения о работе желчных протоков, но, когда рисунок был закончен, узнала не больше того, что и так уже знала. Вдобавок сейчас ее интересовал всего один вопрос.
– Должен быть какой-то способ, – заявила она, но без полной уверенности. Словно поняла – словно они оба поняли, – что после шести лет возникавших и исчезавших надежд подошло, наконец, неизбежное.
– Боюсь, процесс необратимый. По мнению доктора Грэнджера, есть риск опоздать.
– Что это значит?
– Она не реагирует ни на какое лечение, других способов не существует.
– Должны быть! Диализ?..
– При почечной недостаточности – да, но не при печеночной. Эквивалента нет.
Доктор Хантер помолчал.
– Почему, Росс? – требовательно спросила Линн.
– Потому что функция печени очень сложна. Я сейчас нарисую разрез, покажу…
– Не надо мне больше дерьмовых рисунков! – выкрикнула она и заплакала. – Хочу только, чтоб моему ангелу стало лучше. Вы должны что-то сделать!.. Что же будет, Росс? – всхлипнула Линн.
Он прикусил губу.
– Нужна трансплантация.
– Пересадка? Черт возьми, ей всего пятнадцать! Пятнадцать…
Он кивнул, ничего не сказав.
– Простите… я не на вас кричу… – Линн полезла в сумочку за носовым платком, вытерла глаза. – Бедняжка уже столько вынесла. Трансплантация?.. В самом деле единственный выход?
– К сожалению, да.
– А иначе?
– Говоря грубо, Кейтлин не выживет.
– Сколько у нас времени?
Доктор беспомощно всплеснул руками.
– Этого я сказать не могу.
– Недели? Месяцы?
– Максимум несколько месяцев. Может быть, меньше, если состояние и дальше будет ухудшаться такими же темпами.
Наступило долгое молчание. Линн смотрела в собственные колени. Наконец очень тихо, спокойно спросила:
– Трансплантация очень рискованна?
– Я бы солгал, утверждая, что нет. Главная проблема – найти подходящую печень. Доноров не хватает.
– А у нее еще редкая группа крови… – добавила Линн.
Доктор Хантер заглянул в свои записи и кивнул:
– Да. AB отрицательная. Редкая – такая примерно у двух процентов населения.
– Группа крови имеет большое значение?
– Имеет, но в точных критериях я не уверен. Возможна перекрестная совместимость.
– Я… могу ей отдать свою печень?
– Возможно, частично, какую-то долю. Но у вас должна быть совместимая кровь, и, по-моему, вы не такая уж крепкая.
Он поискал другую карточку.
– У вас группа А положительная. Я не знаю. – Доктор Хантер слабо улыбнулся, с симпатией, но почти безнадежно. – Доктор Грэнджер скажет точнее. И заодно оценит влияние вашего диабета.
Ее испугала неожиданная растерянность и беспомощность человека, которому она привыкла полностью доверять.
– Замечательно, – горько фыркнула Линн.
Еще одна нежеланная памятка о распавшемся браке. Поздно проявившийся диабет мог быть спровоцирован стрессом, как объяснял доктор Хантер. Поэтому невозможно утешиться даже вкусной едой.
– Значит, Кейтлин должна ждать смерти человека с подходящей группой крови? Это вы хотите сказать?
– Вероятно. Если у вас нет родственников или близких друзей с подходящими данными, которые согласятся стать донорами.
В душе возродилась надежда.
– Такое возможно?
– Размеры имеют значение. Донор должен быть крупным.
Единственный известный и сразу пришедший на память мужчина крепкого сложения – Мэл. Но у него такая же группа крови, как у самой Линн, – это выяснилось, когда они оба, как сознательные граждане, стали постоянными донорами.
Она быстро мысленно прикинула. В Соединенном Королевстве шестьдесят пять миллионов жителей. Допустим, сорок пять миллионов подростки. Значит, два процента составляют около девятисот тысяч. Куча народу. Наверняка каждый день умирают люди с отрицательной группой AB.
– Будем в очереди стоять? Как стервятники? Ждать чьей-то гибели? Вдруг Кейтлин свихнется от подобной мысли? Вы ее знаете. Она не выносит насильственной смерти. Дергается, когда я мух бью на кухне!
– Приведите ее ко мне. Если угодно, встречусь с ней прямо сегодня попозже. Родственники погибших, чьи органы были переданы другим, часто утешаются мыслью, что смерть близких послужила благородной цели. Если желаете, я попробую ей объяснить.