– Допрошу детально нашу единственную свидетельницу, ту, что тело нашла. Она ее приятельница давняя. Некая Журавлева Полина. С ней была истерика, когда мы приехали. Она так кричала. Все порывалась куда-то бежать, сводить с кем-то какие-то счеты.
– Какие счеты?
– Она утверждает, что знает, кто убил Афию. – Миронов повернул к даче за высоким синим забором.
Глава 7
Обвинение
Полина Журавлева поразила Катю своим видом. Ровесница Афии, она сейчас выглядела постаревшей лет на десять, нет… на тысячу лет. Растрепанные темные волосы, опухшее от слез лицо. Воплощение безграничного отчаяния и боли.
Она стояла в проеме калитки, распахнутой настежь, и словно ждала их. И этот проем калитки маленькой старой уютной подмосковной дачи, скрывающейся среди золотых кленов, яблонь и пламенеющих рябин, зиял, словно открытая рана.
– Я к нему ходила. Его нет. След простыл. Все заперто, – известила она их громко. – Но он был здесь вчера.
– Я же просил вас этого не делать, Полина, – сказал Владимир Миронов.
– Я не могу сидеть сложа руки, когда ее убили. Чего вы опять явились ко мне? Почему вы не ищете его? Не объявите его в розыск?
– Мне нужны от вас дополнительные сведения о вашей близкой подруге. – Миронов подошел к ней вплотную.
Катя держалась позади и пока не вмешивалась. Облик Журавлевой, внешне самой обычной молодой женщины, слегка полноватой, явно интеллигентной, ухоженной, не чурающейся моды (об этом говорила ее стильная спортивная одежда хороших марок), сейчас внушал тревогу. Угрозу. В мягких чертах ее округлого лица, женственного и миловидного, вместе с безысходностью, отчаянием и великой, почти физической болью читалась маниакальная решимость. На какие поступки?
– Пожалуйста, вам надо успокоиться. Ваши показания для нас чрезвычайно важны. Мы без них не можем двигаться дальше. А нам это необходимо. Вы понимаете?
– Да.
– Может, мы пройдем на участок и присядем?
– Нет. Разговаривайте здесь. Я должна оставаться тут.
Катя оглянулась – лесное озеро отсюда, от дачи Журавлевой, не разглядеть. Но зато видна проселочная дорога среди сосен. И поворот.
Она в своей калитке, как часовой. Чего она ждет?
— Как давно вы были знакомы с Афией? – спросил осторожно Миронов.
– Со школы. Мы вместе учились.
– А ваши матери, как вы сказали мне в прошлый раз…
– Они обе преподавали в Университете дружбы народов. В Лумумбе. Моя мама – русский язык для иностранцев. А Евгения Матвеевна, мама Афии – историю Африки и этнографию.
Журавлева отвечала четко, как автомат. И глядела не на них – мимо.
– И вы сейчас тоже преподаете в Университете дружбы народов?
– Да. Я преподаю в РУДН на подготовительном факультете филологию.
– А она где работала?
– Она искусствовед. Куратор в Музее Востока.
Катя вздрогнула. Как странно… Владимир Миронов объявился спустя столь долгое время, прошедшее с того памятного дела. И вот снова музей забрезжил. Совпадение ли это? Или наше с ним новое дело полно таких вот «странностей» и это совсем не случайно?
– Вы приехали на дачу сегодня утром? Вы договаривались с Афией? Вы знали, что она тоже на даче?
– Мы созванивались. У меня в субботу занятия. Она была свободна в выходные. Я, как приехала, сразу пошла к ней. А калитка открыта. И я решила, что она у озера на нашей скамейке. Так тихо, безлюдно по утрам. Слышно, как листья на воду падают.
– Но Афия приехала вчера. И, судя по всему, она пошла к озеру вечером где-то после восьми. Она и раньше так делала?
– Да. Она часто сидела там одна вечерами. Смотрела на луну. Как луна отражается в темной воде. Она сочиняла.
– Сочиняла? Что?
– Песни… или стихи… нет, это песни. Там всегда мелодия. На языке ашанти. Это ее второй родной язык, помимо русского. К народу ашанти принадлежал ее отец. И она научилась говорить на этом языке. У них поэтическая традиция… песни, гимны луне. Это так красиво. Полная импровизация. Ну, как рэгги Боба Марли. Очень разное и очень схожее одновременно.
– Ваши родители… их уже нет с вами? – спросила Катя.
– Тетя Женя умерла пять лет назад. Она Афию родила уже зрелой, после сорока. Отец Афии учился на медицинском факультете. Он должен был вернуться в Гану. Это бывший Золотой Берег. Он был племянником члена парламента и собирался реформировать систему здравоохранения. Тетя Женя не могла с ним поехать. Она была ученой, она всю себя отдавала университету. Они расстались. Отец Афии умер три года назад в Гане – они помогали Гвинее во время той страшной эпидемии… Эбола. Моя мама тоже умерла. Мы с Афией остались вдвоем. Она была мне сестрой.