Шли дни, и с каждым следующим днем состояние Бека ухудшалось.
Курировавший его психиатр выявил у него манию преследования: Бек все чаще исступленно оглядывался по сторонам, как бы провожая взглядом какие-то проплывающие в воздухе предметы, отказался от еды, похудел, стал так бояться темноты, что у него в палате перестали выключать свет. Были отмечены два случая, когда он просто молотил воздух руками.
Бек страдал не только душевно, но и физически, испытывая постоянную болезненную пульсацию в голове и острые спазмы – примерно те же ощущения, которыми сопровождается первоначальная денопализация, но, к счастью, не такие мучительные. Ксексиане предупредили его об этих болях. Если им приходилось терпеть такое ежемесячно вдобавок к пыткам самой денопализации, то Бек теперь уже вполне разделял их решимость ликвидировать нопалов во всей Вселенной.
Тем временем какая-то непонятная деятельность внутри его мозга становилась все более интенсивной. Он все больше опасался в самом деле сойти с ума. Психиатры с умным видом задавали Беку заковыристые вопросы, делали большие глаза, выслушивая его ответы, а восседавшие на их плечах нопалы почти с таким же всепонимающим благодушием взирали на Бека. В конце концов палатный врач назначил ему успокоительное, но Бек категорически отказался от укола, страшась уснуть. Один из нопалов уже завис непосредственно у него над головой, нагло заглядывая ему в глаза. Врач вызвал санитаров, Бека схватили, насильно сделали инъекцию, и, несмотря на отчаянную решимость не засыпать, он в изнеможении свалился на постель.
Проснулся он через шестнадцать часов и еще долго лежал, вперившись безразличным взглядом в потолок. Головная боль прошла, но состояние оставалось вялым, как при простуде. Память возвращалась медленно, фрагментарно. Обведя взглядом пространство, Бек не увидел ни одного нопала.
Дверь отворилась, вошел санитар и вкатил тележку с едой. Бек приподнялся на локтях и присмотрелся к санитару – нопала не было, пространство за его плечами не было заполнено ничем. Бек все понял... плечи его обмякли. Медленно подняв руку, он тщательно ощупал затылок – ничего, кроме кожи и колючих волос.
Санитар, глядя на него, задержался в дверях. Бек показался ему значительно более спокойным, почти нормальным. Такое же впечатление сложилось во время обхода и у палатного врача. Перебросившись несколькими фразами с Веком, врач пришел к выводу, что пациент выздоровел. Памятуя об обещании, данном Маргарет Хэвен несколькими днями раньше, он позвонил ей и сообщил, что она может посетить Бека в специально отведенные часы.
Во второй половине дня Беку сообщили, что его пришла навестить мисс Маргарет Хэвен. В сопровождении санитара Бек проследовал в уютную приемную, обманчиво похожую на вестибюль провинциальной гостиницы.
Маргарет кинулась к нему навстречу, схватила за руки, оглядела с ног до головы, заглянула в глаза, и ее лицо, бледное и осунувшееся, радостно засветилось.
– Пол! Ты снова такой, как раньше! Поверь мне! Я знаю, что говорю!
– Да, – сказал Бек. – Я вернулся к своему прежнему состоянию. – Они присели. – Где Ральф Тарберт?
Блеск в глазах Маргарет угас.
– Не знаю. Он потерялся из виду, как только выписался из больницы. Она сжала руки Бека. – Меня просили не говорить с тобой на эту тему: врач опасается, что мое посещение разволнует тебя.
– Уважим его просьбу. И сколько меня намерены здесь содержать?
– Не знаю.
– Гм. Они не имеют права держать меня здесь без официального заключения.
Маргарет отвела глаза.
– Насколько я понимаю, полиция сняла с тебя всякую вину за случившееся.
Доктор Тарберт отказался выдвинуть обвинение против тебя, он утверждает, что вы с ним проводили совместный эксперимент. Полиция считает, что он такой же... – она прикусила язык.
Бек отрывисто рассмеялся.
– Такой же сумасшедший, как и я, верно? Так вот, Тарберт – никакой не сумасшедший. В данном случае он говорит чистую правду.
Маргарет вся подалась вперед, тень сомнений и тревог снова легла на ее лицо.
– Что происходит, Пол? Ты взялся за очень странную работу, это никакой не правительственный заказ, я уверена!
Бек тяжело вздохнул.
– Не знаю... Все снова переменилось. Возможно, я действительно был не в своем уме, возможно, я был жертвой самых странных галлюцинаций... Мне трудно разобраться сейчас.
Маргарет опустила глаза и тихо сказала:
– Меня все время мучает мысль, правильно ли я сделала, вызвав полицию.
Я думала, ты убиваешь Тарберта. Но теперь... – Она нервно дернула рукой. – ...Я вообще ничего не понимаю.
Бек не ответил.
– Ты не хочешь со мной об этом говорить?
Бек невесело улыбнулся и покачал головой.
– Ты сочтешь меня действительно сумасшедшим.
– Ты на меня сердишься?
– Конечно же нет.
Раздался звонок – время свидания истекло. Маргарет встала, Бек поцеловал ее.
– Когда-нибудь я тебе все расскажу – скорее всего, сразу же, как только выберусь отсюда.
– Обещаешь, Пол?
– Да, обещаю.
На следующее утро к Беку заглянул доктор Корнберг, главный психиатр больницы.
– Ну, мистер Бек, как вы себя чувствуете? – добродушно спросил он.
– Очень неплохо, – ответил Бек. – Я подумываю о выписке.
Как обычно при таких вопросах, выражение лица психиатра стало неопределенно вежливым.
– О, как только мы доподлинно установим, что же с вами происходит.
Честно говоря, ваш случай, мистер Бек, заставляет нас изрядно поломать головы.
– Разве вы не убедились, что я вполне нормален?
– Мы не можем позволить себе принимать решение, поддаваясь сиюминутным впечатлениям. Некоторые из наших неизлечимых больных временами кажутся обезоруживающе нормальными. Это, разумеется, не относится к вам, хотя у вас и сейчас проявляются некоторые озадачивающие симптомы.
– Какие?
Психиатр рассмеялся.
– Какое же я имею право раскрывать профессиональные секреты? «Симптомы»
– это, возможно, слишком громко сказано. – Он задумался. – Что ж, попробую быть с вами откровенным, как мужчина с мужчиной. Почему вы часто, да еще минут по пять подряд, изучаете себя в зеркале?
Бек криво улыбнулся.
– Наверное, мне свойствен нарциссизм.
Психиатр отрицательно покачал головой.
– Сомневаюсь. Почему вы пробуете воздух у себя над головой?
Бек задумчиво потер подбородок.
– Видимо, вы застали меня, когда я выполнял упражнение йоги.
– Понятно. – Психиатр поднялся, чтобы уйти.
– Минуточку, доктор. Вы не верите мне, считаете меня то ли фигляром, то ли хитрым притворщиком, но в любом случае параноиком. Позвольте мне задать вам один вопрос: себя вы считаете материалистом?
– Я не признаю догматов ни одной из основанных на слепой вере религий, что подразумевает – или исключает – абсолютно все, насколько мне известно, религии. Вас устраивает такой ответ?
– Не совсем. Меня интересует вот что: вы допускаете возможность существования явлений и ощущений, которые являются, скажем так, неординарными?
– Да, – настороженно произнес Корнберг, – до определенной степени.
– Значит, всякого, кто имеет какое-то отношение к экстранеординарным явлениям и описывает их, нельзя расценивать как не в своем уме?