— Вспомните, как они вели себя? Что говорили? Имена, может, какие-нибудь называли? — Шатохин сел на крупное полено напротив Агафьи, пытливо глядел ей в глаза. Теперь Агафье, если решила общаться с незнакомым ей приехавшим издалека человеком через участкового, трудно было это сделать.
— Чего вспоминать-то. Говорила, поди-ка, уже, — помолчав, пробормотала она.
— Дщерью Евдокии, Феодосии называли тебя, так? — напомнил участковый.
— Так...
— Еще Богатенко какого-то вспоминали?
— Да.
— Когда у меня были, один из бродяг этих тоже говорил про Богатенко, — встрела в разговор бабка Липа.
— Как именно? Что говорил?
— Не помню. Так влетело, страх... — Бабка Липа кончиками платочка вытерла навернувшиеся слезы, отвернулась, перекрестилась.
«Дщерь» — по-старому «дочь». Но почему один из налетчиков сказал Агафье «Дщерь Евдокии, Феодосии», кто такой Богатенко? — ответить старухи не могли.
...В обществе староверок провели около двух часов — и напрасно. Даже крохотной новинки к уже известному у Шатохина не прибавилось.
Зряшным оказался поход к Варваре и Агриппине — владелицам единственного домика, который грабители оставили в покое. От встречи с сотрудниками милиции бабки увильнули. Шатохин своими глазами наблюдал, как отделились от избушки сгорбленные фигурки и спешно скрылись в гуще деревьев.
В покинутую хозяевами келью все же вошли. Запах свежесгоревшего лампадного масла царил в избушке. Буквально минутами прежде, несомненно, горели лампадки. Красников дотронулся до одной: остыть не успела, наверняка не пустой угол освещала. Но ни единого образка на виду в избе не было.
— Утром так же «встретили». Теперь хоть сутки, хоть десять жди — без толку,— констатировал Красников. — Будут, как это наш фельдшер говорит, бегати и таитися.
Безрезультатным был и визит к Афанасию. Там, правда, в бега не ударились. Пожилая женщина вышла навстречу.
— Болеет брат Афанасий, — негромко сказала она. — Нельзя к нему.
— Утром здоров был, бабка Анна. И какой тебе он брат, — попытался урезонить старуху Красников.
— Слег брат Афанасий, болеет, — словно не слыша реплики, повторила бабка Анна.
— Обманываешь, поди? — Участковый посмотрел испытующе.
Анна недолго колебалась, потом, сделав знак Красникову следовать за ней, направилась к домику. Подол ситцевой юбки волочился по густой траве.
Участковый возвратился скоро.
— Вправду заболел, в глаз кровоизлияние, и нога отнялась. Не до нас им сейчас, — сказал Шатохину. Примолк, видимо, размышляя над причиной внезапной болезни Афанасия, прибавил: — Так обобрали. Шутка ли... И лечиться не хотят ни в какую.
— Это их дело. А врача вызвать нужно, — машинально проговорил Шатохин. Он думал о том, что послеобеденная часть дня проходит впустую. Оставался еще один пострадавший от вторжения налетчиков скит, где не побывали, — скит Василия. Не хотелось откладывать последний визит на завтра. Но тогда нужно поторапливаться, день на исходе.
— До жилья Василия сколько километров? — спросил Шатохин.
— Семь, восемь от силы.
— Тогда идем, Сергей, — приказал Шатохин.
Спешили, рассчитывали, пока закатное солнце не успело еще приклониться к зубцам ельника, быть у Василия.
Тропа проходила мимо осиротелого Киприянова пристанища. Мелькнул деревянный крест, бревенчатая избушка с тесовой крышей.
— Талант у мужика был, — кивнул в сторону могильного креста Красников. — Отдельные листы у рукописных книг истреплются, он так скопирует, под старину подладит, — не отличишь, где подлинник, где Киприянова рука. Много таких рукописей было.
— Сейчас где? — спросил Шатохин.
— Не интересовался. Соседи, наверное, забрали. Я последний раз после смерти Киприяна сюда приезжал, изба уже совсем пустая была.
— Когда-когда в последний раз? — уточнил Шатохин.
— Полмесяца назад. С группой из Назарьева здесь мы не были.
— Тогда кто же? — Шатохин указал на пробитую в высокой траве тропку, ведущую к избе.
— Не знаю... — Участковый явно был обескуражен.
Руками раздвигая перед собой траву, Шатохин направился прямиком к тропе, ступил на нее. Следы резиновых сапог на влажноватой земле были сравнительно свежие, двух- или трехдневной давности.
— Чужой ходил, товарищ майор, — наклонившись, заговорил приглушенным голосом Красников. — У здешних обутки кожаные, самодельные, Васильева изготовления.