– Приехали, – сказал таксист.
Я оглянулся. Новые дома, белые стены набухли влагой и серым светом. Красные крыши зябнут в февральском дожде. Аккуратные асфальтовые дорожки мокнут в белом канте бордюра. Расчерчено, разглажено, неузнаваемо. Все стало другим.
– Расчерчено, – сами произнесли мои губы.
– Что? – обернулся таксист.
– По старому адресу, – безлично сказал я.
– Который раньше назвали?
– Нет, – я передумал. – Поворачивайте в гостиницу.
Все равно завтра лететь на юг. К Бенедиктову. Перекантуюсь день в гостинице. Так лучше. Зачем беспокоить старика? Когда вернусь сюда, груз уже прибудет. Заберу мотоцикл.
Город изменился, придется открывать его заново. Отлично! Не люблю вспоминать. Да я ничего и не помню…
Я снял квартиру. Первый этаж в старом доме, отдельный вход с торца. Потолки сводчатые, высокие, от двух с половиной метров. Три арочных окна в большом зале, забранные решетками. Кодовый замок на двери в тамбур. Это хорошо. Будет где ставить мотоцикл. Я подошел к окну и споткнулся о край разорванного линолеума; в дыре виднелся пол, похожий на искусственный гранит.
– Что здесь было? – спросил я.
– Железнодорожные кассы, – ответил владелец. – Здесь только две квартиры – моя и эта. Кассы перегородили, я выкупил обе. Все ваши вещи?
– Да, – я бросил рюкзак на пол и протянул баксы. – Вот плата.
– Спасибо, – старик, не считая, положил деньги в карман. – Я думал, вы прибудете раньше.
– Я прилетел несколько дней назад, но мне пришлось съездить на юг. Там тоже дожди.
– А, – понимающе произнес старик. – К Бенедиктову?
– Да.
– У меня есть одна просьба… – Его лицо неожиданно страдальчески сморщилось, превратившись в маленький кулачок.
– Да? – Я подумал, что он имеет в виду женщин.
– Заходите ко мне на чашку чая. Я живу один… – Он замялся.
– Хорошо, – безлично сказал я, глядя на дождь.
– Постельное белье в шкафу.
– Хорошо, – не оглядываясь, повторил я.
– Чистое…
– Я зайду, Андрей Валерианович. Обязательно. Но не сейчас…
Его глазки слезились от старости, он был жалок своим одиночеством. Я взглянул на него и узнал себя. Мне стало неприятно.
– Мне хотелось бы оставлять мотоцикл в тамбуре, – резче, чем следовало, произнес я.
– Конечно, конечно, конечно, – торопливо забормотал старик. – Когда вы хотите их посмотреть?
Я промолчал, он потоптался и ушел.
В темное оконное стекло билась ледяная вода, в его верхнем углу двоилось отражение света голой электрической лампы. Как два желтых глазка на дымчато-черном, прозрачном крыле Стикса. Стикс – редкий подвид Аполлона дельфийского, встречается только на высокогорье. Я видел брачный танец пяти Стиксов. В провале узкого ущелья внизу – темная вода ледяной реки, текущей по дну ущелья, вверху – на голубом фоне неба пять серебристо-черных переливчатых звезд. То пентаграммой вниз, то пентаграммой вверх. Таким и должен быть мрачный посланник Аида.
Я не коллекционирую бабочек в прямом смысле слова, но собираю их воображением с детства. Мне хотелось бы этого избежать, но собирательство превратилось в привычку. Не люблю насекомых, бабочек тем более. С их жилистых крыльев сыплется перхотью чешуя, пачкая пальцы. Их водянистое тельце упаковано в волосатый хитиновый футляр. На каждой лапке по паре коготков, их обманчиво деликатные прикосновения омерзительны до тошноты. Они вытягивают хоботок и касаются крошечными ножками, пробуя вкус моей кожи внутренними сенсиллами, и меня до костей пробирает дрожь. Я не беру их в руки, противно. Но меня к ним тянет, несмотря на запрет. Мое воображение распинает их на куске пенопласта швейными булавками, забитыми в грудь и крылья. И оставляет умирать. Так лучше. Для меня.
Два желтых глазка, не мигая, смотрели мне прямо в лицо. И я вспомнил кофейные глаза бабочки-зебры. Вернее, я ее не забывал. И понял, в чем дело, – она смотрела на меня из-под черных, змеиных бровей. Ее глаза не приглашали, не предостерегали, они подстерегали. Мое «нигде» научило ее смотреть на меня исподлобья. Можно было упростить задачу, но я злобный трутень, бьющийся башкой об стекло рядом с открытой створкой окна. Легкий путь скучен, я намерен получить свое без поддержки. Я знал, что она не позвонит. Так и вышло.
– Как ты меня нашел?! – изумилась она.
– Надоело ждать, – ответил я. – Знал, что не позвонишь.
– Я тебя забыла, – растерянно сказала она.
– Я понял. – Я застал ее врасплох, она не ждала.
– Как ты меня нашел?! – В ее голосе был слышен металл.