Нам пришлось, обходя эти колокольчики, дать довольно большой крюк.
— Он лег спать!
— Я так не думаю, Кролик. Мне кажется, он нас видел.
— Почему?
— Я заметил свет.
— Где?
— Внизу, это длилось мгновение, когда я… — Раффлс перестал шептать, уставился на дом. На сей раз и я увидел свет тоже.
Золотой полоской он лежал под входной дверью, но вдруг исчез. Потом вновь, как тонкая золотая нить, промелькнул в окне и, к счастью, погас. Затем мы услышали скрип ступеней — одна, другая, — но и скрип, слава Богу, прекратился. Более мы так ничего и не увидели и не услышали, хотя в ожидании простояли в росистой траве до тех пор, пока у нас не промокли ноги.
— Я иду в дом, — сказал наконец Раффлс. — Не думаю, что старик нас видел. А жаль. Подойди сюда.
Мы начали осторожно пробираться к дому, однако камешки, приставшие к мокрым подошвам наших ботинок, ужасно громко хрустели, особенно на маленькой, устланной кафелем веранде. Мы подошли к стеклянной двери, соединявшей веранду с домом. Именно здесь Раффлс впервые заметил свет. Не мешкая, мы занялись резкой дверного стекла с помощью алмаза, баночки с патокой и листа плотной коричневой бумаги, которые редко отсутствовали среди инвентаря, составляющего обычное снаряжение Раффлса. Он не отверг моей помощи, хотя, может быть, принял ее столь же машинально, сколь и я предложил ее. Во всяком случае, я своими собственными руками нанес патоку на бумагу и держал эту бумагу, прижимая ее к стеклу до тех пор, пока алмаз не совершил путь по кругу и стекло без всяких усилий не выпало к нам в руки.
Раффлс, просунув руку в образовавшееся отверстие, повернул ключ, торчавший в замке. Потом, запустив в отверстие всю руку до плеча, он с большим трудом отодвинул задвижку, располагавшуюся в самом низу двери. Эта задвижка, как выяснилось, оказалась единственной, поскольку дверь сразу же отворилась, хотя и не очень широко.
— Что это? — удивленно спросил Раффлс, когда под его ногами что-то с хрустом раздавилось.
— Это очки, — прошептал я, поднимая их.
Я все еще продолжал ощупывать пальцами разбитые линзы и погнутую оправу, как вдруг Раффлс споткнулся и едва не упал с удивленным сдавленным вскриком, который даже не попытался сдержать.
— Тише ты, тише! — умоляюще прошептал я и затаил дыхание. — Он тебя услышит!
Но вместо ответа послышался странный звук, похожий на стук зубов, — даже у Раффлса, пока он возился со спичками, возникли нервные передержки.
— Нет, Кролик, он нас не услышит, — несколько мгновений спустя прошептал Раффлс. Он поднялся с колен и зажег газовый рожок уже почти сгоревшей спичкой.
Энгус Бэерд лежал на полу своего собственного дома. Он был мертв. Его седые волосы слиплись от крови. Рядом с ним, поблескивая черным крюком, лежала каминная кочерга. Его письменный стол, стоявший в углу комнаты, был весь завален грудами бумаг. На каминной полке громко стучали часы, и в течение примерно секунд ста тишина, воцарившаяся в комнате, нарушалась только их тиканьем.
Раффлс стоял совершенно неподвижно, глядя на мертвого с таким выражением лица, которое могло бы появиться у человека, вглядывающегося в бездну после того, как он вслепую шагнул прямо на край пропасти. Он молча шумно дышал через широко раскрывавшиеся ноздри, в то время как губы его были сжаты плотно, почти намертво.
— А этот свет? — спросил я неожиданно сиплым голосом. — Этот свет, который мы видели под дверью?
Он вздрогнул и повернулся ко мне.
— Верно. Я совсем забыл о нем. Он горел вот здесь, когда я впервые его заметил.
— Кто-то, должно быть, все еще находится наверху!
— Если он там, то мы его скоро поймаем. Пошли!
Вместо того чтобы сразу подчиниться, я взял Раффлса за руку и попросил подумать о том, что его враг теперь мертв, что мы наверняка влипнем в какую-нибудь историю и что сейчас самое время уносить ноги, пока еще не поздно. Он оттолкнул мою руку даже с какой-то яростью. Его глаза смотрели на меня с дерзким презрением, он предложил мне спасать мою собственную шкуру, если уж мне так угодно. На сей раз я остался стоять на месте, почти решив воспользоваться его предложением. Он что? Забыл, с какой целью пожаловал сюда? Он что? Определенно решил, что эта ночь должна непременно довести нас до черной беды? Пока я задавал себе эти вопросы, огонь его спички вспыхнул в холле. В следующее мгновение ступени лестницы заскрипели под ногами Раффлса точно так, как они недавно скрипели под ногами убийцы. Тут чисто человеческий инстинкт, подвигнувший его действовать, несмотря на связанный с этим риск, пробудился и в моем, не столь быстро реагирующем организме. Разве могли мы упустить убийцу? И, словно сам себе отвечая на этот вопрос, я молнией взлетел по скрипучей лестнице и настиг Раффлса на верхней площадке.
Здесь нашим взорам предстало три двери: первая оказалась дверью в спалчьню, в которой была приготовлена на ночь кровать; вторая вела в совершенно пустую комнату, а третья дверь оказалась заперта.
Раффлс зажег газовый рожок на лестничной площадке.
— Убийца там, — сказал он, взводя курок. — Помнишь, как мы по обыкновению врывались в класс в школе? Вот так!
И Раффлс ударил подошвой правого ботинка в дверь прямо по замочной скважине. Замок поддался, дверь сразу распахнулась. Под внезапным порывом ветра газовый рожок съехал набок, как каблук на старом, стоптанном башмаке. Когда он вновь распрямился, я увидел внутри комнаты ванну, два банных полотенца, узлом связанных друг с другом, открытое окно и съежившуюся от страха фигуру мужчины. Раффлс ошеломленно застыл на пороге.
— Джек… Раттер? — спросил он, с трудом выдавливая слова.
Я тоже невольно повторил его вопрос. Фигура у окна ванной комнаты между тем стала постепенно выпрямляться.
— Это вы?! — прошептал он, не менее изумленный, чем мы. — Вы двое! Что это значит, Раффлс? Я видел, как вы перелезали через ворота. Звонили колокольчики. Тут их полно. И вот вы врываетесь сюда. Что все это значит?
— Мы готовы, Раттер, тебе все рассказать, но не раньше, чем ты объяснишь нам, что, черт побери, ты натворил!
— Натворил? Что я натворил?! — Бедняга часто заморгал воспаленными глазами. Вся его рубашка на груди была буквально залита кровью. — Вы знаете… вы уже видели… но я расскажу, если вы хотите. Я убил грабителя. Вот и все. Я убил грабителя, ростовщика, шакала, шантажиста, самого хитрого и самого жестокого из негодяев, сумевшего избежать виселицы. Я готов добровольно полезть из-за него в петлю. Я бы снова не колеблясь убил его!
Джек Раттер вскинул голову, глядя нам в лицо с откровенным вызовом. Грудь у него тяжело вздымалась и опускалась, а губы были крепко сжаты.
— Рассказать вам, как это все произошло? — взволнованно продолжал он. — За последнее время он превратил мою жизнь в ад. Вы, должно быть, знаете об этом. Сущий ад. Словом, сегодня вечером он встретился мне на Бонд-стрит. Помните, ребята, когда мы повстречались с вами? Он шел сзади вас ярдах в двадцати или того меньше. Он следил за вами, Раффлс. Он видел, что я кивнул вам, и остановил меня, расспрашивая о вас. Ему, по-видимому, не терпелось все вынюхать. Не знаю зачем. Да это меня и не интересовало, так как я увидел в этой встрече для себя шанс. Я заявил, что расскажу ему о вас все, если он уделит мне время для беседы личного характера. Он ответил, что не сделает этого. Тогда я сказал, что ему следовало бы уступить, и схватил его за пальто, удерживая на месте. Отпустил его я только тогда, когда вы уже скрылись из виду. Я остался стоять и ждал, пока он не вернулся в отчаянии. Теперь он был у меня в полном подчинении. Я мог диктовать ему условия для нашего собеседования. Я заставил его привести меня к нему домой, по-прежнему обещая рассказать о вас все во время нашего с ним разговора. Ну, а когда мы прибыли сюда, я попросил, чтобы он угостил меня ужином, постоянно переводя тему беседы с интересовавшего его предмета. Около десяти часов вечера я услышал, как захлопнулись ворота. Я немного подождал, а потом спросил Бэерда, не живет ли он один в этом доме.